Меч Шеола
Шрифт:
Повернулся к реке и громко крикнул.
— Они ваши, госпожа вила… Город внял вашей просьбе. Выполните же и вы просьбу города. Уймите свой гнев.
Одним движение, одним могучим толчком он отправил лодку в набегающую волну.
— Мы услышали тебя, витязь!
Голос вилы без усилий прорвался через шум дождя и раскаты грома. Лодка качнулась на волне и медленно поплыла к середине реки. А двое обреченных стояли в ней, не замечая ни кого, и ни чего. Приостановилась и закрутилась на месте, сворачивая воду в воронку. Снова остановилась, словно
И только злорадный, мстительный смех вил, возвестил людям, что их страшный суд свершился.
— Мы в долгу перед тобой, витязь. — Услышали они все тот спокойный, холодный голос вилы. — Позови, и мы придем.
Княжна, сама не понимая почему, вздрогнула и быстро шагнула к воде.
— Прошу тебя, госпожа вила. Не разлучай их. Пусть хоть в смерти они будут вместе, если не позволено было быть рядом в жизни. — Крикнула она, срывающимся от волнения, голосом. — Ты сама любила, ты знаешь, что это такое.
Дождь обрушился с новой силой. И кончился… Только гром продлжал грохотаать, убегая за реку, за дальний лес. А над головой синело чистое небо, словно и не было черных, угрюмых туч.
— Я знаю, что такое любовь, княжна. — Услышали тихий, наполненный горечью, голос вилы. — Я помню все. Да будет так, как ты просишь…
А люди остались на берегу. Стояли и смотрели, как сворачивается воронка, уменьшаясь в размерах. А в ней, под толщей темной и мутной воды, исчезают несчастные влюбленные. И в редких глазах Радогор встречал осуждение. Сожаление о неправедно погубленной жизни видел, а осуждения нет. У многих женщин в глазах стояли слезы, видела княжна.
И только старшина Колот не остался на берегу. Шел, хмурый, нещадно топая и утопая в топкой грязи и бормотал замысловатые ругательства.
— Отдайся под руку Верховского князя Ратимира, Колот. — Бросил ему Радогор, заслышав бормотание. — Не выстоишь один. Поступишься малым, а обретешь много больше.
— Радо, не будем ждать утра. — Тихо шепнула ему Лада. — Жутко мне. Так и стоят они перед моими глазами. И дождь кончился.
— Сыро в лесу, моя княжна. Вымокнешь.
— Не разомкну. Дышать мне здесь не чем.
Глава 25
Задумываешь так, а выходит иначе. Уже и торока были собрагы, и Радогор стоял на лестнице, когда в трактире появился старшина, попрежнему хмурый и с низко опущеной головой. Виновато улыбнулся княжне и бочком присел на край лавки.
— На душе мутно, госпожа моя. Вроде и поделом смерть, а все не по — людски.
— Без обиды они ушли, Колот. — Нехотя отозвалась Влада, обшаривая взглядом комнаику. — Зато теперь их уже ни кто не разлучит.
— Руками, ногами надо было отбиваться, если не мила. — Зло проговорил Колот, словно оправдываясь перед ними. — Хотя как против родительской воли пойдешь? Так не хорошо, и этак не ладно. На душе гадко….
Трактирщик вошел с кувшином, который заказал в дорогу Радогор.
— Откушай с нами, сударь Колот.
— Какое там! Кусок в горло не лезет. —
— Они не увидели своей смерти, Колот. — Такое начало беседы Радогору, да и Владе было неприятно. Но старшина не замечал их хмурых взглядом, или делал вид, что не замечает. — Для себя они все еще живы. И от города не гоните их. Вреда вам они не причинят. Счастливы они сейчас и вокруг себя ни кого не видят. И нет им дала для людей.
— Ну и ладно. — Кивнул головой Колот. Но по его глазам было видно, что думает он иначе. И постарался успокоить себя еще одной кружкой вина. — Но не за тем я пришел к тебе, сударь Радогор, чтобы печалиться. Ты мне лучше добром растолкуй, зачем мне Верхним землям кланяться? Живу в самой середке, богатства, которые бы во все стороны глаз слепили, город не скопил…
Влада по тому, как он зашевелился, удобней устраиваясь на лавке, поняла, что разговор будет долгим и обстоятельным, и вернее всего, затянется до самой ночи, сбросила с ног сапоги и прилегла поверх меховой полости. Слушала, слушала их речи, да и не заметила, как задремала. Проснулась, а в комнате темно. Лишь на столе испуганно трепещет слабыйй язычок пламени в глинянной плошке. И звезды в решетчатое оконце заглядывают.
И Радогор, так же, как и она, в одежде пристроился на край лавки рядом с ней и спит, неловко подвернув руку под голову. Пошевелить не посмел, так и промучился на одном боку.
«Растележилась, колода!» — Выругала она, озлившись, себя. И бережно, чтобы не потревожить, коснулась губамиего щеки. И снова сердце сжалось, в памяти ожили те двое, в лодке. И их сцепленные побелевшие пальцы. Но как не осторожен был ее поцелуй, Радогор тут же открыл глаза, словно и не спал.
— Заболтались мы. Не заметил, как и уснул. Пригрелся…
— Разбудить нельзя было?
Ответа ждать не стала. Осыпала его лицо торопливыми поцелуями, зарылась руками в мягкие пушстые волосы.
— Что с тобой, Лада? Или опять во сне что привиделось?
— Как вспомню тех двоих на реке, так сразу слезы из глазабегут. И мне бы жизни не было, если бы не встретила тебя. Та бы и прожила, промаялась свой век, счастья не изведав.
— Встретила же. — Успокаивая. Провел ладонью по спине. — Спи, Ладушка. Рано подниму.
Притянул ее к себе и она с готовностью укрылась под его широкой ладонью, облегченно вздохнув.
— До сих пор живу, как во сне. И боюсь, кончится сон, а тебя нет. И уревусь вся. Потрогаю, вот он ты. Рядом. И смотрю, смотрю на тебя и насмотреться не могу. И снова реву, но уже от счастья.
От счастья не плачут. — Проговорил Радогор, засыпая.
— Еще как плачут. Даже ревут! И те, двое, смотрели в глаза друг другу, и плакали.
— Это дождь.
— И вовсе даже не дождь. — С обидой возразила Влада, устраиваясь удобнее на его плече. — Или я не знаю, где дождь, а гду слезы.