Меч войны
Шрифт:
Он выудил из кармана горсть тяжёлых серебряных монет и бросил их так, что они запрыгали по отполированному полу тикового дерева. Некоторые из клерков бросились за монетами и начали пробовать их на зуб.
— Шиваджи!
На зов подошёл слуга.
— Скажи им, насколько больше монет, чем здесь, ты видел.
— Много больше, сахиб. Пандрах лакх. Пятнадцать лакхов.
Они вздохнули от изумления. Официальное жалованье клерка было менее десяти фунтов в год — сто пятьдесят рупий. Сумма, которую назвал слуга Флинта, составляла столько, сколько каждый из них мог
— Вы нужны мне, и я дам вам по сотне рупий каждому. И обещание, что каждый, кто поплывёт со мной, будет встречен как герой в Калькутте.
— На чём же вы отправитесь в Калькутту? — спросил один из них.
— На «Удаче».
Калли со своими ребятами должны были плыть на одной лодке, Флинт со своими — на другой. Два часа у них ушло на то, чтобы забрать последнее серебро с усадьбы Сэвэджей в Трипликани и доставить его к месту встречи. Теперь они встретились на тёмном берегу к северу от Мадраса.
Они столкнули в воду, провели через полосу прибоя два баркаса и начали грести к стоянке кораблей. Серебро лежало в сейфах, привязанных к линям тридцати саженей длиной с пробковыми поплавками на концах на случай затопления. Верхом на сейфах сидели Корнелиус Морган и братья Мак-Брайды, в другой лодке — три независимых торговца, которые знали, что им предстоит делать. Чарльза Сэвэджа здесь не было. Он ничего не знал об этом предприятии, как не догадывался и о намерении его дочери выбраться из крепости с Робертом Клайвом и Эдмундом Маскеленом.
Звук этих весел, ритмично погружающихся в посеребрённую звёздами воду, успокаивал Стрэтфорда. Неожиданно он вспомнил о своей Энни и почувствовал укол вины по отношению к Хэйдену, прежде чем вновь окреп в своей твёрдости.
«Видишь, какую рану ношу я в себе? — думал он с горечью о своей умершей жене. — Ах, почему ты должна была покинуть меня, Энни? Почему моё сердце порой вновь открывается и истекает кровью от любви к тебе? Разве ты не видишь, как мысль о тебе мешает мне, когда нужно быть безжалостным?»
Он крепче сжал румпель. «Любому глупцу ясно, что романтическая любовь — занятие для слабоумных. В этом занятии нет ни пользы, ни смысла. Другое дело — торговля, где человек стремится приобрести богатство, и ты можешь видеть в конце концов результаты своих трудов. Моголы согласны в этом с нашими аристократами: брачные союзы должны заключаться ради взаимной выгоды».
— Суши вёсла, ребята.
Повторяющийся тихий всплеск вёсел прекратился, и движение лодок стало замедляться.
— Почему мы остановились, мистер Флинт? — спросил Сайкс.
— Потому что я хочу что-то сказать. Некоторые из вас думают, что мы направляемся к «Ахиллесу», но вы ошибаетесь. Мы направляемся прямо к «Удаче».
— Но, сэр, а как же с выкупом адмиралу? — спросил один из клерков. — Мы вручим его адмиралу на борту «Удачи»?
— Нет. Стоит ли тратить добрую звонкую монету на такую ерунду.
— Но он даже не пустит нас на борт «Удачи», если вы не заплатите!
— Значит, надо будет убедить его по-иному, не так ли?
— Погодите! Мы не на это соглашались, — сказал Проули. — Вы хотите, чтобы мы штурмовали корабль с этих шлюпок?
— Что, если они увидят, как мы подплываем? — спросил другой клерк, явно перепуганный.
Флинт
— Они не увидят нас. Дело обстоит так: корабли Да Бурдона готовились к отплытию целый день. Они отправляются на рассвете. А значит, «Удача» полностью готова. Мы быстро обрезаем канаты, выпускаем моих матросов-индийцев, сидящих внизу, и уходим, прежде чем они успеют направить свои пушки или поднять якоря для погони.
— Но как мы попадём на корабль?
— Мы тихо подгребаем и застаём вахтенных врасплох. Залезаем на борт с носа и кормы. Французских шлюх, если окажутся, — за борт.
— Но что, если они увидят, как мы подплываем?
— Не беспокойся. Тут ребята, которые брали корабли не одну дюжину раз. Никакой стрельбы, просто перерезание глоток. Вот почему мы не взяли ничего, кроме ножей и кортиков.
Он вытащил два матерчатых узла, один — длиной в фут, другой — в три фута. В большей связке было полдюжины абордажных сабель; меньшая содержала пару дюжин столовых ножей, концы которых были заострены.
Проули простонал:
— Флинт, вы с ума сошли.
— Всё будет в порядке. Даже с таким трусом, как ты, ничего не случится.
— Я не пойду на это!
— А что ты будешь делать? Поплывёшь домой?
Проули взглянул вниз и, увидев пистолет на коленях Флинта, передумал.
— Теперь гребите, ребята. Да потише, потому что мы уже в пределах слышимости от французов.
Глава IX
Ужасный сон всё ещё не отпускал Хэйдена, резко пробудившегося от страха. Всё вокруг было ослепительно ярким, и в первый момент он не знал, где находится и должен ли он собраться с силами и выдернуть из своей груди древко копья. Он знал, что, если не сможет сделать этого, лёгкие откажут и он умрёт; но, если это удастся, в груди останется огромная рана и он погибнет от потери крови.
Он лихорадочно искал решение и тут осознал, что его опять посетил дурной сон. После чего Хэйден в изнеможении упал на спину на шёлковые покрывала кушетки, безмерно благодарный судьбе за избавление.
— Что с вами, мистер Флинт?
Он очнулся, и яркий послеполуденный свет ударил ему в глаза. Теперь он вспомнил всё. Хэйден был почётным гостем принца Музаффар Джанга, сидя с ним и двумя генералами низама наверху странной башни, башни зиггурат [70] , состоящей из множества ступеней и удалённой от основного дворца. Под ними были видны каменные клинья, мраморные полусферы и геометрические плиты с нанесёнными на них делениями, много видов солнечных и лунных часов. Наверху, в центре башенной платформы, был установлен большой квадрант, направленный на звёзды; его полумесяц, свободно вращающийся на железной оси, походил на огромный флюгер или на гигантскую копию одного их навигационных инструментов, ревностно оберегаемых его отцом.
70
Зиггурат — пирамидальная башня со ступенями и храмом наверху (ассир.).