Мечтают ли андроиды об электроовцах?(сборник фантастических романов)
Шрифт:
Тут только он заметил Риту и приял, что она слышала почти весь их разговор. Она нетерпеливо ходила по комнате в черной шелковой комбинации с распущенными длинными волосами, свободно падавшими на обнаженные, слегка тронутые веснушками плечи.
— Позвони в полицию, — предложила она.
«Что ж, — подумал он, — вероятно, дешевле будет предложить им тысячи две, может, чуть больше. Они возьмут. Мелкие людишки, вроде них, столь же мелко и мыслят. Для них это будет целым богатством. Они вложат деньги в свой новый бизнес, потратят и через месяц полностью прогорят».
— Нет, — ответил
— Почему нет? Вымогательство — это преступление.
Ей трудно было объяснить. Он привык платить людям, это было частью накладных расходов, вроде платы за услуги, оказываемые фирме. Если сумма была не очень велика. Но в чем–то девушка была права. Он погрузился в мысли.
«Я дам им эти две тысячи. Но это не все. Я свяжусь с одним знакомым в отделе гражданства, инспектором полиции. Пусть там внимательно посмотрят досье на Фринка и Мак–Карти, может удастся обнаружить что–нибудь полезное. Так что если они снова попытаются меня шантажировать, я приберу их к рукам. Кто–то говорил мне, что Фринк изменил фамилию, сделал пластическую операцию. Достаточно об этом уведомить германское консульство в Сан–Франциско. Обычное дело. Консул потребует у японских властей его выдачи.
Как только этого извращенца переведут через демаркационную линию, его тут же отправят в душегубку или в один из тех лагерей в штате Нью–Йорк, которые, я думаю, еще сохранились. А там есть печи».
— Меня удивляет, — проронила девушка, — что кто–то смеет шантажировать такого человека, как вы.
Она взглянула на него.
— Что ж, вот что я тебе скажу, — произнес он. — Весь этот проклятый бизнес, связанный с историей, — абсолютная чушь. Эти японцы — дубины. И я это докажу.
Он встал, прошел в свой кабинет и сейчас же появился оттуда с двумя зажигалками, положив их на кофейный столик.
— Взгляни. Они кажутся совершенно одинаковыми, правда? Так вот, одна из них — настоящая реликвия. — Он улыбнулся. — Возьми их. Пойдем дальше. На рынке коллекционеров стоимость одной из них, возможно, тысяч сорок или пятьдесят.
Девушка осторожно взяла в руки обе зажигалки и принялась их рассматривать.
— Неужели ты не видишь разницы? — он шутливо ее подзадоривал. — Одна из них отмечена печатью времени. Она находилась в кармане Франклина Делано Рузвельта, когда на него было совершено покушение, а другая… Одна имеет историческое значение, и еще черт знает какое. Так же, как и другие вещи, бывшие при нем. Другая не имеет никакого исторического веса. — Он продолжал подзадоривать: — Ты не можешь сказать, какая из них представляет ценность? Вокруг нее нет никакого ореола или некоей ауры.
— Вот здорово! — воскликнула девушка. Ома широко раскрыла глаза.
— Это и в самом деле правда, что одна из них была у него в тот день?
— Конечно. И я знаю, какая именно. Теперь понимаешь суть того, что я тебе говорю? Все это жуткое жульничество, они надувают сами себя. Не имеет значения, что какой–то револьвер был в известной битве, ну скажем, при Геттисберге, внешне он совсем не изменился, остался точно таким же, будто его там и не было. И только знание об этом — здесь! — Он постучал себя по лбу. — Это в мозгу, а не в железке. Когда–то я сам был
Рита стояла у окна, сложив на груди руки, и смотрела на огни центрального района Сан–Франциско.
— Мать и отец часто утверждали, что мы бы не проиграли войну, если бы он был жив, — проронила она.
— О’кей, — продолжал Уиндем–Матсон. — Теперь предположим, что в прошлом году канадское правительство или кто–то там еще, неважно, находит матрицы, с которых печатали старые марки, и хороший запас типографской краски…
— Я не верю, что какая–то из этих зажигалок принадлежала Франклину Рузвельту, — прервала его девушка.
Уиндем–Матсон расхохотался.
— Так в этом–то как раз и весь смысл моих рассуждений! Я должен тебе доказать подлинность вещи с помощью каких–то бумаг. Поэтому–то все это и является надувательством, массовым самообманом: ценность вещи доказывает бумага, а не сам предмет!
— Покажите мне эту бумагу.
— Пожалуйста.
Уиндем–Матсон вскочил и снова ушел в кабинет, где снял со стены вставленный в рамку сертификат Смитсоновского института. Документ и зажигалка обошлись ему в целое состояние, но они стоили того, так как это давало ему возможность доказывать свою правоту, утверждая, что слово «подделка», по сути, ничего не значит.
— Кольт сорок четвертого калибра есть кольт сорок четвертого калибра, — обратился он к девушке, выходя из кабинета. — Речь здесь идет о размере отверстия дула, о форме, о дальности и меткости стрельбы, а не о том, когда он сделан. Речь идет о…
Рита протянула руку. Он передал ей документ.
— Значит, вот эта подлинная, — сказала она наконец.
— Да, именно эта.
— Мне, пожалуй, пора уходить, — прошептала девушка. — Мы еще встретимся с вами в другой раз.
Она положила на столик документ и зажигалку и прошла в спальню, где оставила одежду.
— Зачем?! — вскричал он взволнованно, последовав за ней. — Ты же знаешь, что сейчас мы в полной безопасности: жена вернется через несколько недель. Я же объяснил тебе ситуацию. У нее отслоение сетчатки.
— Не в этом дело.
— Тогда в чем же?
— Пожалуйста, вызови мне педикеб, — попросила Рита, — пока я оденусь.
— Я сам отвезу тебя, — сердито предложил он.
Рита одевалась, Уиндем–Матсон молча бродил по номеру. Он понял, что прошлое вызывает у людей печаль, видя задумчивый, погруженный в себя, даже несколько угнетенный вид девушки. «Черт! Зачем это я решил привести именно этот пример? Но ведь она такая молоденькая — я думал, что ей вряд ли известно это имя».
Возле книжного шкафа она остановилась.
— Вы читали это? — спросила, вытаскивая книгу.
Прищурившись, Уиндем–Матсон взглянул.
Мрачная обложка. Роман.
— Нет, — ответил он. — Это купила жена. Она много читает.
— Вам бы следовало прочесть эту книгу.
Все еще чувствуя разочарование, он посмотрел на название. «Саранча садится тучей».
— Это одна из тех, запрещенных в Бостоне, книг? — спросил он.
— Она запрещена всюду в Соединенных Штатах и, конечно, в Европе.