Медная пуговица. Кукла госпожи Барк
Шрифт:
Она быстро глянула на меня и, пропуская вперед, также тихо сказала:
— Да?
Я засмеялся, кивнул головой и так быстро взбежал по лестнице, что она едва догнала меня.
— Вероятно, вы хороший гимнаст? — спросила она, переводя дыхание.
— О да! Особенно же люблю бег и прыжки, это развивает легкие, — сказал я, видя, как порозовели щечки девушки.
Госпожа Барк все еще была бледна, а темные, чуть намечавшиеся круги под глазами говорили о том, что бедная женщина тяжело переносит серьезные приступы сердечной болезни.
Я
— Ах, дорогой друг, вы позволите мне называть вас так? — слабо и томно спросила она.
— Ну конечно! — ответил я.
— У меня вчера вновь был острый приступ болезни. Я еще несколько слаба и приму вас полулежа, — откидываясь на софу и указывая рукой на место возле себя, продолжала она. — Вчера весь вечер я была как в тумане. Голова словно налита свинцом, не хватало воздуха, и врач, посетивший меня вечером, предложил абсолютный покой.
— Значит… — делая встревоженное лицо, поднялся я с места.
— Нет, нет! — остановила она. — Это прописано было только на один вечер. Сегодня я здорова и с удовольствием выпью с вами чашку кофе и съем первый со вчерашнего дня сандвич.
Я сочувственно покачал головой, вспоминая, как эта «больная» с наслаждением уписывала вчера со своими «врачами» ужин, запивая его чаем и вином.
— Ваша Зося тоже выглядит больной, — сказал я, — что с нею?
Мистрис Барк глянула на меня, улыбнулась и, забывая роль больной, сказала небрежно:
— Эта болезнь называется влюбленностью. Излечивают ее не доктора, а сами больные своими средствами, — при этих словах она наблюдающе скользнула по мне взглядом. Я сделал глуповато–растерянное лицо и недоумевающе посмотрел на нее.
— Однако кофе готов, — сказала Барк, — и никакая любовь в мире не помешает нам его выпить.
Она позвонила. В коридоре послышались шаги. Мистрис Барк откинулась еще глубже к спинке софы, и ее локоть коснулся моего плеча.
— Мой дорогой друг, я была уверена, что вы посетите меня. Ваша забота, ваше внимание дороги мне, — тихо, но так, чтобы слова ее были слышны за дверью, произнесла Барк.
— Войдите, Зося! Я же слышу, как вы замерли у порога, — спокойно и негромко сказала она.
Я боялся, что девушка не сумеет скрыть своей ненависти к хозяйке.
— Я ждала разрешения, — просто ответила Зося.
— Кофе и вина! Откройте, моя малютка, бутылку испанского золотистого «Санта Круц». Мне хочется поправиться и вместе с тем чокнуться с вами, мой дорогой друг и исцелитель, — поднимая на меня глаза, сказала Барк.
— Сейчас исполню, — тихо ответила Зося.
— Дорогая госпожа Барк! На этих днях я на три–четыре дня улетаю в Закавказье, буду и в Баку. Разрешите мне привести вам банку самой лучшей икры, какая только найдется на промыслах Азербайджана? Вино и икра исцелят вас от всех болезней.
— Спасибо. Я очень люблю икру, а вы, русские, умеете особенно хорошо приготовлять
В комнату вошла Зося, держа на подносе откупоренную бутылку вина и два хрустальных, отливавших зеленым и синим цветом, фужера.
— И все же мне грустно слышать, что вы уезжаете… Мне будет недоставать вас… Я очень привыкла к вам, — задумчиво произнесла Барк, успевая из–под ресниц глянуть на молча стоявшую возле нас Зосю.
— Почему же два бокала? — словно спохватившись, сказала она. — Зосенька, дитя мое, вы должны, вы просто обязаны выпить вместе с нами за моего исцелителя, — указывая на меня глазами, сказала госпожа Барк.
— Это не принято… Я не смею… — тихо проговорила девушка, отступая назад.
— Глупости, Зося, забудем условности этикета и выпьем за нашего общего друга, — очень мягко, с еле уловимой иронией, произнесла Барк.
Боясь, чтобы девушка не сделала неосторожного шага, я поднял бокал и твердо сказал:
— Выпьем, Зося! Вино чудесное, и его стоит выпить.
— Хорошо, — сказала она и, достав третий фужер, наполнила и его пенящейся влагой…
— За исцелителя и друга! — чокаясь, сказала Барк.
— За избавителя и друга! — тихо повторила Зося, и по ее дрогнувшим ресницам и вспыхнувшему лицу я понял, что она не случайно заменила одно слово другим.
Когда девушка вышла, Барк, наклонившись ко мне, улыбаясь спросила:
— А вы знаете, почему так странно держится эта малютка?
— Нет!
— Она ревнует вас ко мне… Потому что она влюбилась в вас. Это немножко забавляет меня… Что вы так удивлены, разве вы не знали этого?
— Не знал… хотя это приятное открытие.
— Еще бы! Девушка мила, свежа, пикантна…
— Но… вы уверены в этом?
— Конечно, и, правду говоря, мой полковник, мне не хочется так легко отдать вас ей… потому что вы нравитесь и мне…
Она поднесла бокал к губам и, глядя мне прямо в глаза, кивнула головой.
— Да, нравитесь! А теперь поступайте, как знаете. Если хотите, то я могу сейчас отправить погулять с вами Зосю. Я не ревнива, но только прошу перед вашим отлетом в Закавказье зайдите ко мне…
Она вздохнула, встала и подойдя ко мне, нежно и очень целомудренно поцеловала меня в лоб.
— Я не могу так проститься с вами… Обещаете?
— Да, дорогая госпожа Барк, — смотря ей в глаза, сказал я.
— Благодарю. Я буду вас ждать, — закрывая глаза и нежно гладя меня по голове, прошептала она. Ее пальцы, мягкие, холеные и теплые, источали аромат духов. — А теперь, — открывая глаза и отходя в сторону, сказала она, — идите и погуляйте с влюбленной малюткой. Только не вскружите ей головы и… не забывайте меня.
Спустя несколько минут я и Зося сходили с лестницы, провожаемые поклонами швейцара.