Медная пуговица. Кукла госпожи Барк
Шрифт:
— Ну, ладно! За то, что вы честно признались в своей ошибке относительно капрала Кружельника… — И генерал подробно рассказал о Зосе, мистрис Барк и о Генриэтте Янковецкой.
Аркатов внимательно слушал генерала, и только когда генерал коснулся Зоси, он медленно сказал:
— Какое счастье для Кружельника!.. Ведь он убежден, что она погибла. А что она представляет из себя?
Генерал посмотрел на меня и, улыбнувшись, сказал:
— Она знакомая полковника. Он еще лучше аттестует ее, чем вы брата. — Потом уже серьезно добавил: — Они
— Ну, товарищ генерал, теперь мне все понятно, — сказал Аркатов. — В ней и заключается причина вызова Кружельника!
— Точно! — сказал я, давая ему копию письма Юльского к Зосе.
Аркатов прочел, посмотрел на нас, подумал и затем сказал:
— Понимаю… Значит, появление брата убедит сестру во лжи Сайкса, и тогда…
— …и тогда будет окончена последняя страница «дела о привидениях» и захлопнута папка с ним, — закончил генерал.
Кружельник лежал на кровати, которую ему уступил Сеоев. Великан осетин угощал капрала чаем, виноградным вином и холодной курицей, оставшейся от обеда Сеоев не знал, что его гость родной брат Зоси. Я еще утром приказал ему не рассказывать людям, которые приедут со мною, ни о микрофоне, ни о Зосе, и вообще вовсе не касаться этой темы.
Оба сержанта вскочили при моем появлении.
— Садитесь, товарищи, — сказал я, усаживаясь на краешек кровати. — Ну, как, отдохнули с дороги?
— Отдохнул, обыватэлю полковник, да и путешествие не было тяжелым, — подбирая слова, ответил Кружельник.
— Дайте–ка и мне, Сеоев, чаю и пройдите ко мне. На окне стоит бутылка розового ширазского вина и пачка московского печенья.
— Слушаюсь, товарищ полковник, — ответил, уходя, сержант.
— Ну–с, Ян, расскажите о себе. Мне нужно знать о вас больше для того, чтобы работать с вами.
— Спрашивайте, обыватэлю полковник, я отвечу на все вопросы, — сказал капрал.
— Вы женаты?
— Нет, я одинок. Мать умерла перед войной, была сестра… — голос его стал глуше, — но и она погибла в начале войны.
— Братьев нет?
— Нет, я совершенно один.
— Сестра убита немцами?
— Да. Когда началась война, я был призван в танковую бригаду под Гдыню, сестра же осталась в Варшаве. Разбитые немцами, мы откатились к вашим границам. Варшава в это время уже была захвачена германом. Бежавшие оттуда люди рассказывали, что та часть города, где жили мы, сожжена немецкой авиацией… Спустя год один из варшавян, служивший у Андерса, говорил, будто бы видел сестру среди беженцев, но вряд ли… Скоро четыре года, как она исчезла… во всяком случае среди польских беженцев ее нет.
— Да, грустная история, — сказал я, — и вы уже ничего не имели о бедной девушке?
— Ничего, обыватэлю полковник, да и что можно было иметь, — он вздохнул и тихо произнес: — Погибла моя бедная Зося…
Какое–то хриплое сопенье раздалось у двери. В проходе, держа в одной руке бутылку с вином, а в другой печенье, стоял Сеоев, устремив широко раскрытые глаза на
— Сержант Сеоев, раскупорьте вино и налейте нам всем по бокалу, — медленно сказал я, выразительно глядя на него.
— Слушаюсь, товарищ полковник, — пробормотал гигант и стал поспешно выполнять мое приказание. Капрал Кружельник с недоумением выжидательно смотрел на нас.
— Выпьем, Ян Кружельник, за здоровье, — передавая ему бокал, сказал я, — за здоровье вашей сестры Зоси!
Кружельник дико посмотрел на меня, переменившись в лице:
— Ка–ак за «здоровье»? Значит…
— …значит, она жива, и вы завтра же увидите ее.
Кружельник шагнул ко мне. Рука его задрожала, вино расплескалось на кровать, но он не замечал ничего.
— Зося жива! — еле слышно проговорил он и вдруг, бросив бокал на пол, обхватил меня обеими руками и зарыдал.
— Жива, жива… Что ж это вы так разволновались? — сказал я, успокаивая его.
— Жива… Я только вчера разговаривал с нею, — храбро соврал Сеоев.
— Что ж вы мне этого сразу не сказали? — путая русские и польские слова, взволнованно проговорил Кружельник.
— А я не знал, что ты ее брат… — переходя на «ты» и похлопывая Кружельника огромной лапищей по плечу, добродушно сказал осетин. — Хорошая у тебя сестра, — похвалил он.
— Да, Ян! Сестра ваша честный человек. Я знаю вашу биографию, Зося мне все рассказала. Завтра вы встретитесь с нею, а теперь успокойтесь и прочтите это письмо, — и я дал ему уже известное читателю письмо Юльского.
— Что такое? — прочтя его, недоумевающе сказал Кружельник. — Меня расстрелял какой–то полковник Дигорский?
— Это я полковник Дигорский.
— Вы?.. Ничего не понимаю!.. Зачем Юльскому понадобилось это вранье?
— А затем, что я тот самый полковник, за которым вместе с Сайксом он охотился в городе Н.
— Это к вам была подослана женщина агент Сайкса с отравленным шприцем?
— Да.
— Теперь понимаю… А ваш генерал — это тот, которого хотели взорвать в таинственном доме?
— Да.
Кружельник смолк, потом вздохнул и с нескрываемым отвращением сказал:
— Какой же подлец этот Юльский!.. Хуже гадюки…
— А Сайкс? — тихо спросил я.
— Я его не знаю, но если Юльский гадина, то этот — чудовище. — По его лицу прошла скорбная тень. — Бедная Зося! — прошептал он.
— Мы так и не выпили за нее, — сказал я. — Сеоев, налейте товарищу Кружельнику бокал и… за Зосю, за ее будущую счастливую жизнь.
Чокнувшись, мы до дна осушили свои бокалы за девушку, которая в эти минуты, наверное, взволнованно думала о нас.
— А как Сайкс? Неужели его не постигнет кара за его злодеяние?
— У нас, русских, есть пословица: «Конец венчает дело», — сказал я. — Будем надеяться, что она оправдается и на этот раз.
— Амен! — произнес Кружельник, и мы чокнулись за скорейшее исполнение пословицы.