Медная пуговица. Кукла госпожи Барк
Шрифт:
— Нельзя ли мне провести у вас в квартире ночь, чтобы самому познакомиться с этими удивительными посланцами нездешнего мира?
— Отчего же нет? Пожалуйста, хоть сегодня, — охотно согласился он. — Приходите, но только помните, что ровно в двенадцать они исчезают.
— Хорошо, буду. Я человек военный, точный и буду, — глядя на часы, сказал я, — ровно в двадцать три часа сорок пять минут.
— Будем ждать, — ответил маленький человечек.
— Что это у вас за шрам? — спросил я. — Результат бомбежек или оккупации немцев?
— Нет, что вы! — замахал руками мой посетитель. — Я человек
— Зачем же, он придает вам такой воинственный вид, — пошутил я. — Итак, до ночи!
И мы разошлись по своим делам.
Днем я, смеясь, рассказал генералу о посещении меня человечком, делегированным от коллектива жильцов, которые жалуются на привидения, мешающие им спать.
Генерал слушал мой рассказ все внимательнее, и, когда я закончил, он, немного помолчав, сказал:
— Это интересно и… довольно подозрительно. Тут, конечно, что–то есть, чем следует заняться… Не знаете ли, занимали этот дом ранее немцы? Не было ли в нем какого–нибудь немецкого учреждения?
— Нет, не спрашивал.
— Упущение. Ведь подобный вопрос сам напрашивался на язык, — сказал генерал. — Дело в том, что только сегодня я тоже получил коллективное заявление жильцов дома номер сорок семь по Большой Спасской улице о том, что в соседнем с ними доме до бегства немцев находилось общежитие чинов СС и что там по ночам происходит какая–то возня… Не зная к кому обратиться, коллектив жильцов делегировал к вам гражданина Косоурова и, на всякий случай, обратился ко мне. Странное, необычное и вместе с тем подозрительное дело, — сказал генерал.
Он подумал, прочел еще раз заявление коллектива жильцов дома № 47 по Большой Спасской улице и сказал:
— Вечером, после совещания, заедем сами, но не к моменту появления духов, а несколько позднее. Возможна любая провокация.
Генерал был лет на восемь старше меня. Культурный, хорошо воспитанный человек с большой эрудицией и спокойным характером, он очень нравился мне, и хотя иногда наши взгляды расходились, я чувствовал, что он ценил и уважал меня. Я думаю, что наша взаимная симпатия объяснялась еще и тем, что мы оба были слушателями одного факультета академии, с той лишь разницей, что генерал окончил его значительно раньше меня. Несмотря на свои сорок лет, генерал выглядел очень свежо и молодо. Иногда, «чтобы не разучиться», — как говаривал он, мы беседовали с ним на персидском языке, перескакивая на турецкий и вновь возвращаясь к иранскому языку. Его вышедший перед войной труд «Ближний Восток и соседи СССР» привлек внимание читающей публики не только в нашей стране, но заинтересовал и ориенталистов Англии, Америки и Германии.
Сын рабочего, до семнадцати лет стоявший у токарного станка, он отлично владел двумя восточными языками, говорил по–английски.
Я знал, что великой мечтой генерала было сейчас же, как только окончится война, вернуться к своему любимому
В первом часу ночи мы с генералом поехали к «дому с привидениями», как назвал генерал обиталище перепуганных жильцов особняка.
Наша машина завернула за угол темного, неосвещенного переулка. Вот и он, этот романтический дом с привидениями.
— Стой! — раздался негромкий, но твердый оклик. Из ворот шагнули двое красноармейцев.
Шофер включил свет, меняя фиолетовый на яркий, и тут, при свете вспыхнувших фар, я увидел у ворот особняка трех солдат, а в глубине двора еще несколько фигур.
— Комендантский патруль. Ваши документы, — подняв руку к ушанке, сказал подошедший офицер.
— А… лейтенант Бабочкин? — вместо ответа сказал генерал, и лейтенант, узнав его по голосу, быстро сказал:
— Это вы, товарищ генерал? Вот хорошо, а мы уже посылали за полковником, — и, нагибаясь, шепнул: — Убийство тут произошло и взрыв.
— Какое убийство? — отбрасывая дверцу автомобиля, спросил я.
— Пока неизвестно. Там майор Устинов с сотрудниками.
Мы поспешно вышли из машины и пошли за лейтенантом, освещавшим фонарем дорогу.
Это был старый особняк купеческо–дворянской постройки, со львами, с низкими, широкими каменными ступенями и тремя колоннами у входа. Из низкого сводчатого коридора тянуло запахом дыма, гарным теплом взрыва и еще плававшей в воздухе пылью неосевшей извести.
— Товарищ генерал, — сказал человек, присевший на корточки у самых дверей, исковерканных могучим ударом взрывчатки. Это был майор Устинов, один из самых дельных и знающих работников отдела. — Подождите здесь, там еще не все проверено, а судя вот по этой проводке, впереди могут быть некоторые сюрпризы. Ну что, Михалыч, обнаружил что–нибудь? — крикнул он куда–то в глубь следующей комнаты.
— Так точно, товарищ майор, конец шнура и машинку взрывную… сейчас обезврежу, тогда проходите сюда, — глухо донеслось до нас из соседней комнаты.
— Видите, — поднимаясь на ноги, сказал Устинов. — Тут, кажется, весь дом заминирован, что ни комната, то мина… — он не договорил. Грохот раздался в соседней комнате, затем блеснул огонь, часть стены покачнулась, и непреодолимая сила швырнула меня в сторону.
Когда я очнулся, возле меня стояли генерал, солдаты и врач с узкими медицинскими погонами майора. Над головой темнело небо, и яркие, сияющие звезды казались такими близкими, что их можно было достать рукой. Мой затылок ныл, плечо, словно налитое тяжестью, тянуло книзу.
— Ну, как, легче вам, товарищ полковник? — ласково спросил военврач, и его мягкие, но сильные пальцы быстро и успокаивающе погладили мою голову. — Маленький обморок от удара о стенку, — сказал он.
— А где Устинов? — спросил я.
— Здесь. Он тоже контужен и находится без сознания, — ответил кто–то из стоявших возле.
Я не без труда поднялся и, придерживаясь рукою за колонну, сел на одной из ступенек особняка.
Внутри бушевало пламя, и дымные языки огня, вырываясь наружу, облизывали стены. Весь двор был озарен неровным, колеблющимся светом. Становилось жарко, и дым мешал дышать.