Мегафон
Шрифт:
Выйдя из машины, Каридиус хотел расплатиться, но шофер после минутного колебания покачал головой:
— Нет, сэр, все в порядке, сэр: оплачено, — и отъехал, не взяв денег.
Это произвело впечатление на будущего политического деятеля.
Красивая площадь перед старинным зданием показалась ему необыкновенно благородной. Было что-то спокойно-величавое во всем окружающем. Сейчас он предстанет перед лицом одного из подлинных правителей Америки.
Каридиус подошел к подъезду и нажал ярко начищенный медный звонок. Горничная-негритянка распахнула массивную черную дверь, и он вошел в красивый старинный холл, где на страже стояла фигура рыцаря в блестящих доспехах, с копьем
Низенький, добродушного вида старичок поднялся с кресла и протянул руку.
— Мистер Каридиус, я — Генрих Крауземан, — сказал он, произнося слова с немецким акцентом. — Очень рад вас видеть. Садитесь, пожалуйста. Кали, подайте мистеру Каридиусу сигары и… вы что пьете?
— Виски, — выбрал Каридиус.
— Мою служанку зовут Калифорния, — сказал старик, и его румяное лицо расплылось в улыбке. — Странные имена дают своим детям негры. — Он потер руки. — Ну, как? Помогла вам машина с мегафоном?
— Как будто помогла, — ответил Каридиус, ожидая, что будет дальше.
— Ну еще бы! — кивнул старик. — Люди идут на шум. Это — первое правило, которое должен усвоить политический деятель и циркач. А как ваши шансы на выборах?
— Не знаю.
— Ваши наблюдатели вас не извещают?
— Нет, — признался Каридиус.
— Напрасно, напрасно, — серьезно сказал Крауземан, — вы должны знать, скольких голосов вам нехватает в каждом округе и куда надо бросить силы… Я могу сообщить вам все сведения… — По его знаку Калифорния подала ему бумажку, лежавшую на столе. — Вот. До часу дня, мистер Каридиус, ваши дела шли очень хорошо. Вы собрали около тысячи голосов. — Он заглянул в бумажку. — Девятьсот восемьдесят шесть. Кандидат социалистов получил… — он снова заглянул в бумажку, — две тысячи восемьсот тридцать два голоса.
Каридиус расстроился:
— То есть, почти втрое больше меня?
— Не забывайте, мистер Каридиус, есть люди, у которых имелись особые основания голосовать за кандидата социалистов.
Каридиус вопросительно глянул на собеседника.
— Вы хотите сказать, что они… что у них не было оснований голосовать за…
Мистер Крауземан жестом остановил его.
— Нет, нет, не в этом дело. Я хочу сказать, что Шеверьеру, кандидату социалистов, не пришлось потрудиться, чтобы обеспечить себе голоса. Ему достаточно было изложить свою программу, и он все получил готовенькое. Такие вещи случаются иногда при выборах: избиратели бегут подать свой голос за кандидата просто потому, что его программа им по душе. Это не часто бывает. И слава богу, мистер Каридиус. Если бы люди всегда голосовали из принципиальных соображений, все пошло бы вверх дном. Ни за что нельзя было бы ручаться. А представьте себе, что такой человек, скажем, как Меррит Литтенхэм, не может иметь гарантий, что избиратели станут подавать свой голос не чаще, чем раз в десять-двенадцать лет — ведь он тогда должен закрывать лавочку. Вынуть капитал и удалиться от дел, больше ему ничего не остается.
— Зачем? — с любопытством спросил Каридиус.
— Чтобы спасти свое состояние, — ответил босс. — Если избиратели настолько отобьются от рук, что станут голосовать всерьез, им ничего не стоит задушить миллионера Литтенхэма налогами. И не только его, на и других миллионеров тоже — а это означает полное изменение общественного лица Америки. Мы перестанем быть плутократией.
— Странно, что разговор у нас перешел на такие отвлеченные темы, — заметил Каридиус.
— Ничего странного, — возразил Крауземан. — Я хотел выяснить, разделяете вы эту точку зрения или
— Да… да, конечно, — согласился Каридиус. — Это тот идеал деятеля, к которому я стремлюсь.
— В таком случае, я хотел бы знать, отдаете ли вы себе отчет, так же, как и я, что, охраняя и укрепляя олигархию капитала в Америке, вы тем самым охраняете краеугольный камень американской свободы и независимости? Это поистине спасительная идея, мистер Каридиус. Настоящий путеводный маяк в темном море политики.
— Я должен продумать вашу теорию в деталях, мистер Крауземан.
— Конечно, конечно, само собой разумеется.
— И… гм… такую теорию нельзя преподнести народу в качестве конкретной платформы… Едва ли это удобно для политического деятеля.
Старик сделал нетерпеливое движение.
— Дорогой мистер Каридиус, если человек в состоянии понять эти великие и непреложные общественные законы, надо думать, что у него хватит ума не говорить о них вслух. Он исполняет свою миссию молча. Народу вы внушаете эти основные идеи в виде ходовых формул, как например — «нерушимость договоров», «неотчуждаемое право собственности», «священное право сынов наследовать достояние отцов, дедов, дядей, теток и прочих родственников вплоть до десятого колена». Впрочем, люди, делом рук которых это достояние является, никогда не наследуют ничего.
— Чем больше думаешь, тем яснее это становится, — согласился Каридиус.
— Вот то-то и есть. — Старик снова справился со своей бумажкой. — Итак, значит, к часу дня вы имели девятьсот восемьдесят шесть голосов. — Старик сочувственно кивнул. — Это совсем не плохо, мистер Каридиус, принимая во внимание, что вы ничего не платили избирателям и ничего им не обещали.
— Нет, кое-что я обещал, — поправил Каридиус. — Я обещал бороться против взяточничества и коррупции.
— Ну, разумеется, надо же что-нибудь говорить на предвыборном собрании. Нельзя же просто стоять и молчать. — Он опять заглянул в бумажку. — Достопочтенный Эндрью Бланк получил пятьдесят две тысячи семьсот шестьдесят пять голосов, а кандидат-социалист, как я уже сказал…
Каридиус кивнул головой, не понимая, куда тот клонит.
— Вам нехватает… — старик подсчитал, — пятьдесят одной тысячи семисот семидесяти девяти голосов.
— Очевидно, — без энтузиазма подтвердил кандидат.
— Таким образом, Бланк собрал примерно четверть всех наличных голосов в этом избирательном округе. Вот видите, какое великое благо — демократия: всегда остается простор для…
— Для чего? — спросил Каридиус, начиная волноваться.
— Я хочу сказать, что выборы легко повернуть в вашу пользу, стоит лишь заставить людей, голосовавших за Эндрью Бланка, проголосовать вторично, — за вас. Итог получился бы вполне законный, то есть он не превысил бы цифры зарегистрированных избирателей. Никто не мог бы сказать, что голосовали незарегистрированные.
— Проголосовать опять за меня! — воскликнул изумленный Каридиус.
— Да, за вас.
— На это я не могу согласиться!
— А если бы вы согласились, — продолжал старик невозмутимо, — я просил бы вас выполнить все обещания, которые я дал людям, финансировавшим нашу выборную кампанию.
— Разве достопочтенный Бланк отказался их выполнить?
— Нет, нет, нет! Ни слова против Эндрью Бланка! Мы вместе, неопытными юношами, начинали нашу политическую карьеру. Он шел вперед на виду у всех, я оставался в тени… Каждый действовал согласно своим талантам и склонностям. Мы всю жизнь были как родные братья, мистер Каридиус.