Мегафон

Стриблинг Томас Сигизмунд

9

В квартире Каридиусов зазвонил телефон. Подошла Иллора. Послушав секунду-другую, она, прикрыв трубку рукой, сказала мужу тоном, полным укоризны.

— С тобой хочет говорить женщина.

— Узнай, что ей нужно, милочка.

— И не подумаю, я вовсе не желаю вмешиваться в твои дела. Можешь скрывать их от меня, сколько душе угодно…

Каридиус направился было к телефону, но Иллора поспешила узнать, кто его спрашивает.

— Она хочет знать, можешь ли ты дать ей интервью.

— Интервью? Насчет чего? — Он вдруг замахал

рукой. — Нет, нет! Не нужно ее спрашивать об этом. Это журналистка. Погоди, я сам подойду, — нет, лучше ты говори за меня. Это будет по-деловому: договаривается жена или секретарь. Спроси: когда она хочет взять интервью?

— Она говорит: сейчас, немедленно, чтобы попало в вечерний выпуск.

— Скажи, что я выезжаю из дому через двадцать минут. Если она придет к тому времени, мы можем отправиться вместе в контору.

— Зачем тебе в контору? Я думала, ты с ней уже покончил.

— Надо же ликвидировать дела и отказаться от помещения, а если не удастся, то переуступить кому-нибудь. И вообще, пусть репортер думает, что я занят по горло, так эффектнее. — Каридиус мысленно представил себе, как будет выглядеть его интервью в газете: «Репортер смог лишь мельком повидаться с нашим новым членом Конгресса, поглощенным своей многообразной деятельностью…» — что-нибудь в этом роде.

— Вот дядя-то обрадуется, что ты расстаешься со своей конторой, — заметила Иллора.

— Н-не знаю, — отозвался Каридиус, не любивший вспоминать, что дядя все еще платит за помещение. — Дядя Джордж отлично понимает, что в большом городе адвокату нужен немалый срок, чтобы обзавестись клиентурой, но зато, когда это сделано, — все в порядке.

— А ты вот хочешь бросить.

Каридиус с досадой взглянул на жену:

— Ну да, бросаю. Я только говорю про дядю Джорджа.

Иллора с минуту помолчала, потом вдруг спросила:

— Интересно, сколько ей лет?

— Кому?

— Да этому репортеру.

— Думаю, что это такая же тайна, как возраст любой другой женщины.

В это время у дверей дома затарахтел мотор.

— Уже, приехала, — сказала Иллора, надувшись.

Каридиус взял шляпу и пальто, потом, осененный внезапной мыслью, подошел к шкафу и достал трость, которую почти никогда не носил. Он попрощался с женой и вышел из дому, на ходу обдумывая достойные ответы на злободневные вопросы.

У подъезда его ждала рослая девушка, очень молоденькая, значительно моложе мисс Стотт. Она вела на сворке огромного датского дога. Собака была белая, в черных пятнах и такая гибкая, что напоминала тигра.

Когда Каридиус вышел из дверей, она протянула ему руку.

— Простите, — начала она, — вы мистер Генри Ли Каридиус?

— Да, я. А вы та особа, которая…

— Явилась интервьюировать вас для «Трибуны». Зовут меня мисс Литтенхэм. У вас есть машина?

— Нет. Сейчас найду.

— Можете воспользоваться моей. Я боялась, что не застану вас. Скажите, вы раньше занимали государственные должности?

— Нет, не занимал…

— Это замечательно. Начать свою политическую карьеру прямо с Конгресса! — Она потянула за сворку: — Сюда, Раджа, иди в машину… иди,

иди… нет, не на сиденье, ложись на пол… так, подбери ноги… Теперь садитесь, мистер Каридиус. — Видя, что тот колеблется, она поспешила успокоить его: — Раджа вас не укусит. Пожалуй, и не заметит. С тех пор как он получил первый приз на собачьей выставке, он никого не замечает. Вы, я слышала, адвокат.

— Да.

— Вас, верно, с детства влекло к политике?

— Нет, я вступил на этот путь всего полгода назад.

— Ну, начинаете вы совсем не по правилам. По крайней мере практиковались ли вы в ораторском искусстве на берегу моря, набрав полный рот камешков? [3]

— Хотел как-то попробовать, да берег оказался песчаным, камешков не нашлось, ну, я ни с чем и вернулся домой.

Мисс Литтенхэм достала блокнот и карандаш.

— Я запишу, что вам присуще подлинно американское чувство юмора. Почему вам вздумалось выставить свою кандидатуру?

3

Намек на афинского оратора и политического деятеля Демосфена (384–322 до н. э.), который, как гласит легенда, упражнялся в ораторском искусстве на берегу моря, набрав в рот камешки, чтобы преодолеть природное косноязычие и выработать отчетливость артикуляции. (Прим. ред.).

— На это надо отвечать серьезно?

Мисс Литтенхэм подумала:

— Не слишком серьезно. Это пойдет на «женскую страничку» в воскресный номер «Трибуны». Вы меня очень обяжете, если постараетесь отвечать так, чтобы это заинтересовало женщин.

— Не знаю, заинтересует ли их, если я скажу, что пытался организовать группу людей, которая отражала бы стремления среднего класса Америки?

— А что такое стремления среднего класса?

— Видите ли, объяснить это довольно трудно, — уклонился Каридиус.

— Мне знакомы стремления богатых, — заявила мисс Литтенхэм. — Они хотят, чтобы у людей было много денег, и чтобы деньги тратились, и чтобы дела шли хорошо, но они вовсе не хотят, чтобы их капиталами распоряжались другие или чтобы правительство выпускало много банкнот, так как они боятся, что тогда их деньги упадут в цене. Бедняки тоже непоследовательны, но по-своему: они хотят, чтобы правительство выпустило достаточно денег, чтобы стало легче жить, но чтобы в то же время были приняты меры, препятствующие новому скоплению капиталов в руках богатых и новому застою в делах.

Объяснение девушки рассмешило Каридиуса.

— Ну, а средний класс сидит между двух стульев и повторяет непоследовательности тех и других. Вот почему он не имеет своего представителя в Конгрессе — нечего представлять.

Каридиус перестал смеяться и крикнул шоферу:

— Сюда, направо… «Лекшер-билдинг».

Шофер выставил правую руку и подъехал к тротуару.

Девушка приготовилась закончить интервью:

— Привести ваши слова?

— Какие слова?

— То, что вы только что говорили.