Мегафон
Шрифт:
— Господин председатель, — возопил оратор, заклинающим жестом простирая руку. — Надеюсь, мне не придется повышать голос, чтобы быть услышанным!
Председатель, восседающий на самом верху сооружения, подведенного под галлерею прессы, ударил тяжелым молотком по железной доске. Раздался резкий металлический звон.
— Джентльмены, к порядку!
На мгновение шум утих, и депутаты обратили взоры на своего в прямом смысле слова высокопоставленного председателя. С одной из средних скамеек кто-то крикнул:
— Господин
Председатель снова стукнул молотком:
— Джентльмен ставит вопрос о кворуме.
Оратор перестал кричать, вытер пот со лба и стал дожидаться проверки кворума. С полдюжины подростков-курьеров выскочило в курительную, и через три-четыре минуты в зал потоком влились депутаты, слегка растрепанные и неприглаженные, повертелись немного по залу и снова отхлынули в курительную.
Кворум был на минуту установлен, оратор отпил глоток воды и продолжал выкрикивать:
— И я спрашиваю членов Конгресса, внесших этот билль, чем он отличается от принятого палатой билля № 67 819 546, который он повторяет буква за буквой, параграф за параграфом, повторяет все слабые места, все бессмыслицы, недостатки и грубые погрешности билля № 67 819 546, внесенного два года назад, вот с этого самого места, на котором я сейчас стою, нашим прозорливым Солоном, нашим неподкупным патриотом, нерушимым оплотом американских свобод, всеми нами оплакиваемым достопочтенным Эндрью Бланком?
Высокие ноты, на которых оратор закончил этот период, вызвал со стороны находившихся поближе членов Конгресса рукоплескания, которые автоматически разлились по всему полукругу скамей. Оратор вытирал лицо, пока рукоплескания не затихли, затем выбросил вперед руку и вопросил:
— Зачем нам сейчас повторять нелепости Эндрью Бланка? Его билль не снизил военных прибылей! Почему же некоторые члены Конгресса полагают, что предлагаемая бледная, обесцвеченная копия этого образчика законодательной беспомощности достигнет цели?! — Он потряс кулаком и закончил с расстановкой: — Я требую… зубастого билля! Сто миллионов отягощенных налогами американцев требуют, чтобы жирной омерзительной пиявке, присосавшейся к политическому организму, не давали больше отъедаться на трупах американских героев!
Неожиданный оборот его речи вызвал новые хлопки со стороны депутатов, слонявшихся между рядами кресел.
Лидер палаты прервал частную беседу со своим соседом и крикнул:
— Почему вы сами не внесете билль, который пришелся бы вам по вкусу? Вы-то не вносили билля, сокращающего военные прибыли!
Оратор звучно бросил в ответ:
— Не воображает ли джентльмен, подавший реплику, что мое право критики в какой-либо мере умаляется, урезывается, сокращается или убавляется тем обстоятельством, что я не являюсь папашей его собственного билля!
Член Конгресса Девис повернулся к Каридиусу:
— Это Ортон. Он самый ярый противник билля против
— Он говорит, что билль недостаточно суров, — заметил Каридиус.
— Он всегда это говорит. Нет билля против военных прибылей, достаточно сурового, чтобы Ортон согласился голосовать за него.
Еще нескольким депутатам было предоставлено по три-четыре минуты, чтобы высказаться о билле. Каждый раз, как оратор начинал воодушевляться, молоток со звоном опускался на железный лист. И оратор, глотая слова, комкая последние фразы, спешно собирал свои бумаги и присоединялся к общему потоку разгуливающих по залу депутатов.
Каридиус распростился с мистером Девисом и отправился на поиски мистера Уинтона, члена Комиссии комиссий, от делегации его штата. Он нашел мистера Уинтона в курительной, и тот предложил остаться там, чтобы не пришлось кричать изо всей мочи, стараясь перекрыть общий шум:
— Я хотел повидать вас, мистер Уинтон; по поводу моей работы в комиссиях.
Мистер Уинтон кивнул головой:
— Какая комиссия вас интересует, мистер Каридиус?
— Комиссия по военным делам.
Мистер Уинтон внимательно посмотрел на него.
— Вы специалист по военным вопросам? Я спрашиваю не из любопытства, — поспешил он объяснить, — но я должен отрекомендовать вас комиссии.
— Ну… я всегда интересовался военными делами, — сказал Каридиус, припоминая несколько виденных им военных парадов.
— Вы, разумеется, проходили военную службу?
— Нет, военной службы я не проходил, — ответил Каридиус таким тоном, что можно было подумать, будто он всеми иными способами соприкасался с военной службой, только не проходил ее.
Наступила короткая пауза, после которой мистер Уинтон сказал несколько сухо:
— Хорошо, я доложу комиссии и, со своей стороны, всячески буду рекомендовать вас.
Каридиус вдруг понял, что в комиссию по военным делам ему не попасть. Тогда он решил пустить последний довод и раскрыть перед мистером Уинтоном всю правду:
— У меня есть друзья, интересующиеся военными делами, мистер Уинтон. Я больше пользы принесу моим избирателям, а следовательно и моей стране, при непосредственном контакте с такого рода делами.
Мистер Уинтон кивнул головой и потрепал нового члена конгресса по руке:
— Я сделаю все, что в моих силах, чтобы поставить вас в условия работы, наиболее соответствующие вашим талантам. Если бы мои усилия оказались тщетными, за вами, как вы знаете, остается право в любое время выступить в комиссии самому и изложить свои доводы.
Каридиус вышел из здания Палаты и через двор Капитолия направился к Дому канцелярий. Он был очень огорчен исходом разговора с мистером Уинтоном и задавался вопросом, в какую комиссию его пристроят. Были комиссии почетные, были безразличные, но были и такие, в которых показалось бы обидным работать.