Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки
Шрифт:
«Когда кодекс устанавливает презумпцию относительно любого факта, являющегося элементом правонарушения, она влечёт следующие последствия:
(a) когда наличествуют доказательства фактов, дающие основание презумпции, вопрос о существовании презюмируемого факта должен быть представлен присяжным, если суд не убедится, что доказательства в целом явно опровергают презюмируемый факт; и
(b) когда вопрос о существовании презюмируемого факта представлен присяжным, суд должен проинструктировать [их], что хотя презюмируемый факт должен быть доказан, исходя из всех доказательств, вне разумных сомнении, закон признает [806] , что присяжные могут рассматривать факты, дающие основание презумпции, как достаточное доказательство презюмируемого факта».
806
В русском переводе текста М.Р.С. фраза «закон признаёт» (the law declares) трактуется как «закон гласит» (см.: Примерный уголовный кодекс (США). С. 45), что является, по меньшей мере, некорректным вариантом, затемняющим и даже не способным раскрыть юридический характер презумпции, созданной М.Р.С. Как представляется, использованный в тексте вариант перевода более корректно отражает смысл нормы, и это ещё будет выявлено в дальнейшем при анализе юридического характера данной презумпции. – Г.Е.
Исходя из трёхвидовой классификации презумпций, необходимо определиться с разновидностью презумпции,
Как отчасти справедливо отмечается в литературе, фраза «закон признаёт» из данной дефиниции обозначает в буквальном внеконтекстном истолковании неопровержимую презумпцию mens rea, возникающую из факта совершения лицом фелонии, [807] т. е., иными словами, отображает один из ранее существовавших подходов к mens rea в тяжком убийстве по правилу о фелонии. И всё же такой вариант взаимоувязанной трактовки §§ 1.12(5), 210.2(l)(b) М.Р.С. видится маловероятной крайностью в понимании презумпции неосторожности, не поддерживаемой, к тому же, подавляющим большинством специалистов.
807
См.: Roth N.E., Sundby S.E. Op. cit. P. 473–475.
Весьма недвусмысленно в литературе выражено мнение авторов кодекса, предлагающих презумпцию, заложенную в указанных нормах, рассматривать как обязательную опровержимую с бременем опровергающего доказывания, возложенным на обвиняемого. [808]
Однако и это истолкование представляется спорным, поскольку совершенно иное предлагается комментарием к М.Р.С., где, в сущности, утверждается, что презумпция, созданная §§ 1.12(5), 210.2(l)(b) М.Р.С., является фактической презумпцией (или допустимым выводом), и у обвиняемого сохраняется право её полного опровержения либо представления доказательств, ставящих её под сомнение, хотя в отсутствие таковых действий присяжные не обязаны осудить за тяжкое убийство, а свободны вынести иной, более мягкий вердикт либо оправдать его. [809]
808
См.: Wechsler H. Codification of Criminal Law… P. 1446–1447.
См. также: Givelber D. Op. cit. P. 386 n. 49; Zimring F.E., Hawkins G. Op. cit. P. 778; Roth N.E., Sundby S.E. Op. cit. P. 475–477.
809
Cp. комментарий к M.P.C.: «Презумпция, конечно, может быть опровергнута обвиняемым или ей просто могут не последовать присяжные (курсив мой. – Г.Е.). В обоих из этих случаев обвиняемый может понести ответственность за простое убийство или небрежное убийство…» (цит. по: Roth N.E., Sundby S.E. Op. cit. P. 472). Слова, выделенные курсивом, отражают сущность фактической презумпции.
См. также: Binder G. Felony Murder… Р. 412–413; Roth N.E., Sundby S.E. Op. cit. P. 477–478; Packer H. Op. cit. P. 598–599.
Суммируя сказанное, эффектом видоизменения нормы о тяжком убийстве по правилу о фелонии стало создание весьма «мягкой» в процессуальном плане презумпции неосторожности и безразличия, возникающей из факта совершения лицом насильственной фелонии и могущей быть либо опровергнутой обвиняемым, либо не принятой присяжными.
Таким образом, как и в теории юридической ошибки, движущей силой положений кодекса здесь стал дух компромисса, к которому добавились практические соображения, призванные заместить сформировавшуюся в течение столетий теоретическую основу тяжкого убийства по правилу о фелонии.
Обращаясь к первому из этих моментов, следует сказать, что идея компромисса с несомненностью проявилась в самом по себе сохранении специальной нормы о причинении смерти другому человеку в ходе совершения насильственной фелонии. Как нетрудно заметить, § 210.1(b) М.Р.С. стал уступкой теоретиков, составлявших кодекс и не желавших в подавляющем большинстве своём включать в последний тяжкое убийство по правилу о фелонии, практикам, стремившимся удержать столь удобное средство осуждения лиц, совершающих насильственные преступления, опасные для жизни человека. Как прямо признаётся Гербертом Уэкслером, «мы должны были бы предпочесть… последовать британскому примеру и обойтись полностью без конструктивного тяжкого убийства, но такой ход был сочтён неполитичным, принимая во внимание значимость оппозиции обвинителей». [810] Иными словами, теоретики согласились сохранить в данном случае особую разновидность тяжкого убийства, элиминировав вместе с тем созданием презумпции mens rea прежний «автоматизм» нормы или, говоря собственно языком англоамериканского уголовного права, «конструктивность» преступления. Однако при этом составители кодекса не сочли для себя возможным прибегнуть к исключительно внешней идее компромисса как к единственному базису принятого ими подхода, а попытались придать формально-юридической конструкции § 210.1(b) М.Р.С. своеобразную теоретическую рационализацию.
810
Wechsler Н. Codification of Criminal Law… P. 1446; cp. также: Zimring F.E., Hawkins G. Op. cit. P. 777–778, 782–783; Packer H. Op. cit. P. 598–599.
Что до упомянутой Гербертом Уэкслером английской практики, то в 1957 г. в Англии были отменены обе разновидности конструктивного тяжкого убийства, т. е. и тяжкое убийство по правилу о фелонии, и тяжкое убийство при сопротивлении служащему правопорядка. И в той, и в другой ситуации cm. 1 Закона об убийстве 1957 г. (Homicide Act, 5 & 6 Eliz. II, с. 11) потребовала устанавливать злое предумышление в виде намерения причинить смерть или намерения причинить тяжкое телесное повреждение, очевидно влекущее смерть, по отношению к последней:
«(1) Когда лицо убивает другое в ходе или в способствование некоторому другому правонарушению, убийство не будет образовывать тяжкое убийство, если оно не совершено с тем же самым злым предумышлением (точно выраженным или подразумеваемым), которое требуется для образования тяжкого убийства в убийстве, не совершённом в ходе или в способствование другому правонарушению.
(2) Для целей предшествующей под-статьи убийство, совершённое в ходе или с целью сопротивления офицеру правопорядка либо сопротивления или избежания, или предотвращения законного ареста, либо осуществления или помощи в бегстве либо освобождении из законного заключения должно рассматриваться как убийство в ходе или в способствование правонарушению».
См. подр.: Goff R. Op. cit. Р. 33–34; Prevezer S. The English Homicide Act… P. 624 etseq.; Чигринец O.M. Указ. соч. С. 81.
Вырабатывая её, они избрали в качестве основы практические соображения, сформулированные ранее психологическим подходом к тяжкому убийству по правилу о фелонии, и изложили их на языке теории виновности. Иными словами, базируясь на составляющем суть психологического подхода представлении об обычно имеющем место безразличии к ценности человеческой жизни, проявляемом действующим в ходе совершения насильственной фелонии, авторы кодекса сочли возможным создать презумпцию требуемого элемента виновности тяжкого убийства (презумпцию неосторожности и безразличия), предоставив обвиняемому возможность её опровергнуть,
811
См., напр.: PackerН. Op. cit. Р. 598–599.
В конечном счёте, избранный составителями кодекса подход означал не что иное, как отмену нормы о тяжком убийстве по правилу о фелонии в её классическом коуковско-фостеровско-блэкстоуновском виде, поскольку в своём ключевом моменте она опирается, в отличие от идеи, заложенной в § 210.1(b) М.Р.С., на априорную нерелевантностm реальной субъективной составляющей по отношению к причинению смерти, замещаемой исходной моральной упречностью, связанной с совершением фелонии и оправдывающей вменение лицу тяжкого убийства. [812]
812
В поддержку тезиса о том, что М.Р.С., строго говоря, отказался от нормы о тяжком убийстве по правилу о фелонии см., напр.: Binder G. Felony Murder… Р. 405408; Козочкин И.Ц. Реформа американского уголовного права. С. 146.
И, напротив, преобладающий подход, который, повторимся, представляется не вполне обоснованным, заключается в том, что М.Р.С. сохранил норму о тяжком убийстве по правилу о фелонии, ограничив её созданием презумпции неосторожности и безразличия. См., напр.: Примерный уголовный кодекс (США)… Предисл. Б.С. Никифорова. С. 18–19; Zimring F.E., Hawkins G. Op. cit. P. 777–778, 782–783; Wechsler H. Codification of Criminal Law… P. 1446–1447; Packer H. Op. cit. P. 598–599.
Но завершить констатацией отказа М.Р.С. от тяжкого убийства по правилу о фелонии исследование настоящего вопроса было бы ошибкой, поскольку, если предпринять дальнейший анализ, то он выявит глубинную теоретическую несостоятельность конструкции, предложенной кодексом взамен. В обоснование последнего тезиса можно предложить следующие доводы.
Психологическое обоснование тяжкого убийства по правилу о фелонии было сформулировано post hoc и в дополнение к исходному постулату о моральной упречности настроя ума деятеля как ведущему базису рассматриваемой нормы. Созданием презумпции неосторожности и безразличия составители кодекса «бросили вызов» указанной моральной упречности, заместив её избранным ими психологическим подходом. Но, выработав данную презумпцию, они не учли, что ею в предложенном кодексом виде внутренне разрушается внешне остающийся непоколебимым сам по себе принцип mens rea в плане требования для осуждения лица реальной доказанности субъективной составляющей содеянного. Говоря иначе, прибегнув к презумпции, авторы кодекса впали в скрытое противоречие: если учинение насильственной фелонии предположительно свидетельствует о требуемом дефиницией тяжкого убийства элементе виновности, то почему то же самое не имеет места в случаях с бёрглэри (§ 221.1(1) М.Р.С.), использованием автомобиля без разрешения (§ 223.9 М.Р.С.) и так далее, т. е. почему их совершение не свидетельствует само по себе о цели учинить преступление внутри здания, [813] знании или неосторожности относительно отсутствия согласия собственника на использование транспортного средства [814] соответственно, или, формулируя изложенное в общих выражениях, почему совершение любого из перечисленных деяний со стороны его объективных элементов не свидетельствует о наличии требуемых элементов виновности? Почему, говоря ещё более общо, из объективных элементов нельзя презюмировать элементы виновности применительно ко всем преступлениям, а можно делать это только применительно к тяжкому убийству? В конечном счёте, элемент виновности в его целостности не менее предположительно имеет место в последнем преступлении, чем в иных.
813
Так, cp.: «Некоторые презумпции должны дозволяться против того, кто незваный вторгается в здание в поздний час ночи, поскольку иначе совершающий бёрглэри и схваченный без добычи мог бы избежать санкций права. У людей нет привычки вторгаться в ночное время в дома других, когда последние спят, с невиновными целями. Обычная цель– кража, и этот вывод обычно делается в отсутствие объяснения ночного взлома и вторжения (курсив мой. – Г.Е.), когда они сопровождаются борьбой при обнаружении, хотя бы ничто и не было взято», Nichols v. State, 207 Miss. 291, 296-97 (1949); Brown v. State, 799 So. 2d 870, 872 (Miss. 2001) (обвиняемый, вторгнувшийся ночью в магазин, совершает бёрглэри, поскольку «очевидный и логичный вывод заключается в том, что Браун (обвиняемый. – Г.Е.) вторгнулся в магазин с намерением украсть…, так как он вломился в поздний час и не представил разумного объяснения своему вторжению без позволения собственника»).
814
Так, cp.: In re М, 99 N.Y.2d 92, 2002 N.Y. LEXIS 3577, *5–6 (2002) (использование автомобиля без согласия собственника в форме нахождения в нём и управления им даёт разумное основание презюмировать знание виновным об отсутствии согласия собственника).
Тем самым, сделав уступку обвинению и попытавшись обосновать её предположительностью реального наличия требуемого элемента виновности, составители кодекса не только противопоставили тяжкое убийство всем прочим преступлениям, но и подорвали общий принцип mens rea в аспекте доказывания последней, создав необоснованную презумпцию, которая была бы не менее справедлива (или несправедлива) в приложении к другим преступлениям.
Дух компромисса, таким образом, привёл к выдвижению практических доводов в поддержку видоизменённой (а в сущности, отменённой в своём классическом виде) нормы о тяжком убийстве по правилу о фелонии. Однако они не настолько удовлетворительны с точки зрения положений общей теории виновности, созданной М.Р.С., чтобы подход, выстроенный на их основе, можно было приветствовать. Иными словами, психологический базис, призванный заместить собой в данном случае моральную упречность, оказался необоснован как с позиций общих принципов М.Р.С., так и с позиций практических соображений.
Итак, теория виновности М.Р.С. не смогла разрешить проблему тяжкого убийства по правилу о фелонии, будучи, в сущности своей, принесена в жертву идеям компромисса.
3. Материально-правовые средства доказывания mens rea
Анализируя презумпцию mens rea в аспекте положений М.Р.С., следует прежде всего отметить, что она не была прямо включена в текст кодекса. Тем самым его составители санкционировали существование рассматриваемой презумпции в силу § 1.12(6) М.Р.С., в соответствии с которым презумпции, установленные не кодексом, а иным законом, сохраняют своё действие в пределах, очерченных данным законом. Иными словами, общая презумпция намеренности в отношении естественных и возможных последствий действий должна была, по мысли авторов кодекса, сохраниться в качестве действующей нормы права в полном объёме и в том виде, в каком она к 1960-м гг. была выработана судебной практикой и закреплена в уголовном законодательстве.