Mens Rea в уголовном праве Соединенных Штатов Америки
Шрифт:
Возвращаясь к примерам со «смешанной» строгой ответственностью, сказанное можно пояснить следующим образом: если данное общество готово счесть намеренное совершение того или иного деяния, которое обвиняемый либо вообще не полагает преступным, либо рассматривает как преступление менее серьёзное по сравнению с реально вменяемым ему, настолько дурным поступком, чтобы увидеть, как следствие, в этой «голой» намеренности достаточный источник морального осуждения и наказания, то «смешанная» строгая ответственность с её исключением mens rea относительно согласия либо же возраста потерпевшей теоретически оправданна, и, соответственно, наоборот. [915]
915
Так, ср. pro: People v. Tober, 241 Cal. App. 2d 66, 73 (1966) (само по себе игнорирование реального возраста потерпевшей уже характеризует виновного с негативной стороны); People v. Olsen, 36 Cal. 3d 638, 649 (1984) (обоснованная ошибка относительно возраста потерпевшей не является основанием защиты от обвинения в распутном или непристойном поведении, поскольку соображения здравой политики подталкивают к особой защите малолетних, так что тот, кто совершает указанные действия в отношении ребёнка, «даже добросовестно веря, что ребёнок старше
14 лет, действует так на свой риск»); Garnett v. State, 332 Md. 571, 581 (1993) («обвиняемый, действующий без mens rea, тем не менее заслуживает наказания…за нарушение моральных предписаний, которые запрещают сексуальные отношения вне брака (курсив мой. – Г.Е.)»); Commonwealth v. Lopez, 433 Mass. 722, 2001 Mass. LEXIS 193, *15 (2001) (допущение основания защиты в виде error facti относительно согласия потерпевшей означало бы введение требования к потерпевшим применять силу для отражения нападения по сексуальным мотивам, что несовместимо со взглядами общества). Ср. также обоснование, предложенное для строгой ответственности в данных случаях составителями М.Р.С. (см. ранее, § 2 главы V).
Ср. позицию contra: «Если обвиняемый обоснованно и bona fide верит, что потерпевшая добровольно согласилась сопровождать его и вступить с ним в половые отношения, тогда очевидно, что у него нет дурного намерения…», People v. Mayberry,
15 Cal. 3d 143, 155 (1975) (ел banc).
Pro et contra
K. W. When is Strict Liability Just? P. 1092–1093; Parker J.S. Op. cit. P. 788–793; Levenson
L. L. Op. cit. P. 424–425; Grace B.R. Op. cit. P. 1395 n. 15; Kelman M. Interpretive Construction… P. 606–608; Jeffries, Jr., J.C., Stephan, III, P.B. Op. cit. P. 1371–1376.
В конечном счёте концепция строгой ответственности– естественно, только «смешанной» строгой ответственности– есть не более чем отражение современной теории mens rea с её имплементацией моральной упречности как единственной социальной и философско-правовой предпосылки уголовного наказания в строго психологическую структуру субъективной составляющей преступления.
В том понимании вопросов, который освещён в настоящем параграфе, видится покоящееся на опыте и базе многовекового развития содержательное наполнение общей теории mens rea в современном американском уголовном праве.
§ 2. Современная теория mens rea в практическом преломлении
Как завершающее звено в анализе теории mens rea рассмотрим теперь учение о юридической ошибке, доктрину тяжкого убийства по правилу о фелонии и институт материально-правовых средств доказывания mens rea в аспекте их формально-юридического развития и теоретической рационализации в кодификационную эру и в настоящее время.
1. Юридическая ошибка
Характеризуя формально-юридическое бытие максимы ignorantia juris в рассматриваемый период, следует прежде всего отметить, что в законодательном плане кодификационное движение 19601970-х гг. привело к значительному разнообразию уголовных кодексов штатов в аспекте данного вопроса. Так, в законодательстве многих штатов институт юридической ошибки вообще не получил никакого отражения; в других же была воспринята классическая максима ignorantia juris. Некоторые штаты с большей или меньшей точностью воспроизвели положения М.Р.С. (включая перемещение бремени доказывания), придав тем самым юридической ошибке частичную релевантность; кое-где законодатель пошёл совершенно особым путём в этом вопросе. [916]
916
См. подр. таблицу в приложении II. Конечно же, то или иное содержательное наполнение уголовного законодательства не исключает его особого истолкования судебной практикой, так что молчание закона относительно error juris не следует рассматривать как предрешающее вопрос о её нерелевантности.
Но доминирующим фактором в развитии института error juris в рассматриваемое время стал, бесспорно, Верховный Суд Соединённых Штатов.
До начала 1980-х гг. он наиболее определённо признавал в своей практике исключения из максимы ignorantia juris только двух типов, сохраняя, во-первых, «налоговое» изъятие [917] и считая, во-вторых, релевантной юридическую ошибку, возникающую вследствие оказавшегося неверным совета должностного лица, ответственного за правоприменение (так называемая, говоря теоретически, доктрина «ловушки на истопле» («entrapment by estoppel») [918] или, говоря практически, основание защиты вследствие последней). [919] Соответственно, в иных делах Верховный Суд недвусмысленно констатировал абсолютную нерелевантность error juris вне зависимости от обстоятельств содеянного. [920]
917
См., напр.: United States v. Bishop, 412 U.S. 346, 359–361 (1973) (пока Конгресс не установит иное, любое налоговое преступление должно рассматриваться как совершённое преднамеренно, т. е., помимо прочего, и со знанием о нарушаемой правовой обязанности); United States v. Pomponio, 429 U.S. 10, 12 (1976) (per curiam) (преднамеренность в налоговом контексте «просто означает волимое, намеренное нарушение известной правовой обязанности (курсив мой. – Г.Е.)»).
См. подр.: Tromble K.R. Note, Humpty Dumpty on Mens Rea Standards: A Proposed Methodology for Interpretation // Vanderbilt Law Review. Nashville (Term.), 1999. Vol. 52, Аl°2. P. 527–529; Singer R., Husak D. Op. cit. P. 867–876.
918
Касаясь проблемы перевода английского выражения «entrapment by estoppel», отметим, что точный юридико-терминологический вариант первого здесь мог бы звучать как «искусственное создание преступления из действий лица, которое он совершил бы только будь все значимые факты известны ему (entrapment), посредством лишения его права прибегать в оправдание поступка к чему-либо (estoppel) (в данном случае подразумевается отказ на основе максимы ignorantia juris в праве ссылаться на истолкование закона, казавшееся лицу верным, но в реальности бывшее ошибочным, данное должностным лицом, ответственным за правоприменение. – Г.Е.)». Громоздкость такого выражения, помноженная на его мало что проясняющее значение, позволяют предложить сохранить при переводе английский термин, придав последнему русскоязычное звучание.
919
См., напр.: Raley v. Ohio, 360 U.S. 423, 426 (1959) (осуждение за отказ отвечать на вопросы специальной комиссии легислатуры штата после того, как её председатель неверно проинформировал о возможности прибегнуть к привилегии от самообвинения, несовместимо с оговоркой о надлежащей правовой процедуре; подтвердить законность обвинительного приговора «означало бы санкционирование ловушки (entrapment; обоснование предлагаемого перевода см. ранее. – Г.Е.) непростительного сорта со стороны штата – осуждения гражданина за пользование привилегией, о которой штат ясно проинформировал, что она доступна ему»); Сох v. Louisiana, 379 U.S. 559, 571 (1965) (участники пикетирования не могут быть осуждены за организацию последнего «около» здания суда с намерением оказать воздействие на отправление правосудия, если они добросовестно полагались на разрешение шефа полиции, истолковавшего для них понятие “около” как 101 фут от ступенек здания суда, поскольку «фактически апеллянту был дан совет, что демонстрация в том месте, где она состоится, не будет демонстрацией «около» здания суда в смысле статута», и это является релевантной юридической ошибкой); United States v. Pennsylvania Industrial Chemical Corp., 411 U.S. 655, 670–675 (1973) (официальное административное истолкование нормативного акта, оказавшееся ошибочным, создаёт, тем не менее, релевантную юридическую ошибку, поскольку обвиняемая корпорация была введена в заблуждение ответственным за правоприменение агентством).
См. подр.: Parry J.T. Op. cit. Р. 36–47 et cet.; Morrison T.W. Fair Warning and the Retroactive Judicial Expansion of Federal Criminal Statutes // Southern California Law Review. Los Angeles (Cal.), 2001. Vol. 74, № 2. P. 491–498; Billimack S.D. Note, Reliance on an Official Interpretation of the Law: The Defense’s Appropriate Dimensions // University of Illinois Law Review. Champaign (III.), 1993. № 3. P. 565–588.
920
См., напр.: «… Знание, требуемое для знаемого (knowing) нарушения статута, есть фактическое знание, отличное от знания закона. Я не думаю, что Суд намеревался сказать, что если апеллянт ничего не знал о существовании такого нормативного акта, его незнание образовало бы основание защиты», Boyce Motor Lines, Inc. v. United States, 342 U.S. 337, 345 (1952) (Jackson, J., diss. op.); United States v. International Minerals & Chemical Corp., 402 U.S. 558, 562–563 (1971) (незнание закона не является основанием защиты).
Полной противоположностью предшествующей эпохе стал период, охватывающий 1980-90-е гг., когда судом разрешается несколько казусов, придавших проблеме юридической ошибки совершенно иное практическое и, как следствие, значимое в теоретическом плане звучание.
Первое из цепочки решений, связанных с релевантностью error juris, было вынесено по делу Ф. Липароты. [921] Апеллянт был обвинён в нарушении законодательства, уголовно наказующего оборот продовольственных марок с несоблюдением определённых нормативных предписаний, которое выразилось в приобретении им у правительственных агентов упомянутых марок по цене ниже номинала. Суд первой инстанции отвергнул довод обвиняемого, утверждавшего, что для осуждения за преступление обвинение должно доказать его знание о нарушении им закона; соответственно, Ф. Липарота был признан виновным и осуждён. Верховный Суд, отменяя приговор, счёл необходимым требованием для осуждения по данному обвинению доказанность того факта, «что обвиняемый знал о том, что его поведение не разрешается статутом (курсив мой. – Г.Е.)» [922] т. е. признал релевантной юридическую ошибку незнания о праве. [923] По мнению суда, исключение элемента знания законодательства из структуры преступного деяния могло бы привести к криминализации «широкой области очевидно невиновного поведения», [924] что, в свою очередь, не согласуется с целями применения уголовного наказания.
921
См.: Liparota v. United States, 471 U.S. 419 (1985).
922
Ibid, at p. 425.
923
Примечательно, что судья У. Бреннан, изложивший мнение большинства суда, отказался охарактеризовать созданное исключение как релевантную юридическую ошибку, прибегнув к его некорректному сравнению с ошибкой относительно неуголовного права (см.: Ibid, at р. 425 п. 9).
Однако, как бесспорно справедливо отметили оставшиеся в меньшинстве при вынесении решения судьи, именно
924
Liparota v. United States, 471 U.S. 419, 426 (1985).
Следующее значимое решение выносится Верховным Судом несколько лет спустя. [925] Согласно его фактам, Дж. Л. Чик был обвинён в неподаче в течение ряда лет налоговых деклараций, образующей уголовно наказуемое деяние. В защиту от обвинения апеллянтом был выдвинут довод о том, что, по его мнению, он не совершал никакого преступления, поскольку добросовестно рассматривал федеральную налоговую систему как неконституционную и не считал себя обязанным налогоплательщиком. [926] Суд первой инстанции отверг эти доводы и, признав лишь за обоснованным заблуждением относительно налагаемой налоговой обязанности статус релевантной ошибки, но не за простым несогласием с законом, [927] по вынесении присяжными вердикта о виновности постановил обвинительный приговор. Отменяя решение суда, Верховный Суд, сославшись на сформулированное им в 1930-х гг. «налоговое» изъятие, указал на то, что усложнение системы законодательства затрудняет гражданам установление точного круга их прав и обязанностей и в особенности в приложении к налоговой сфере. [928] Как следствие, указал суд, неверная личная интерпретация закона, повлекшая совершение уголовно наказуемого деяния, может быть сочтена релевантной юридической ошибкой вне зависимости от того, является ли она обоснованной [929] .
925
См.: Cheek v. United States, 498 U.S. 192 (1991).
926
При этом Дж. Л. Чик был осведомлён о существовании федерального налогового законодательства; более того, он изучил его весьма прилежно (см.: Ibid, at р. 196, 204–207).
927
Ср.: «Председательствующий судья проинструктировал присяжных, что для того, чтобы доказать “преднамеренность”, правительство должно доказать добровольное и намеренное нарушение известной правовой обязанности… Судья далее проинструктировал присяжных, что объективно обоснованное добросовестное неверное понимание закона опровергает преднамеренность, но простое несогласие с законом– нет (курсив мой. – Г.Е.)… Районный судья ответил (на вопрос присяжных. – Г.Е.) дополнительной инструкцией, содержавшей следующие положения: “Мнение лица о том, что налоговые законы нарушают его конституционные права, не образует добросовестное неверное понимание закона. Более того, несогласие лица с правительственной системой сбора налогов и налоговой политикой не образует добросовестное неверное понимание закона”», Ibid, at р. 196–197.
928
См.: Ibid, at р. 199–200.
929
См.: Ibid, at р. 201–207. Вместе с тем Верховный Суд оговорил, что релевантной error juris может быть в данном деле лишь неверная интерпретация обвиняемым самой по себе его обязанности платить налоги и связанных с нею вопросов, но не вера в неконституционность налоговых законов, поскольку последняя предполагает тщательное изучение законодательства, несовместимое, таким образом, с юридической ошибкой.
Но наиболее сильный практический и одновременно с тем теоретический «удар» по максиме ignorantia juris был нанесён Верховным Судом в 1994 г. [930] Согласно федеральному законодательству запрещается разбивать наличные денежные платежи на части во избежание их декларирования в Службе внутренних доходов. В. Рацлаф был обвинён в нарушении последнего, выразившемся в уплате им долга казино посредством указанного структурирования платежа. Сделал он это, будучи проинформирован служащими игорного дома о том, что платёж наличными денежными средствами, превышающий сумму в десять тысяч долларов, должен быть задекларирован, и желая только снять с банка обязанность декларирования; тем не менее, зная о необходимости декларирования платежа, он не был поставлен в известность о незаконности и уголовной наказуемости его структурирования. [931] В свою защиту В. Рацлафом был выдвинут довод, в силу которого для осуждения обвинение должно доказать знание им о незаконности совершаемых действий, однако суд первой инстанции отверг эти соображения. Верховный Суд отменил осуждение апеллянта. В частичное обоснование своего решения, сформулированного судьёй Р.Б. Гинзбург, суд положил теоретический анализ термина «преднамеренно» (willfully), описывающего mens rea преступления, за совершение которого был осуждён В. Рацлаф. Интерпретируя этот термин как с необходимостью включающий знание о незаконности поведения, Верховный Суд указал, что действия обвиняемого, запрещённые законом, не являются «неминуемо бесчестными», [932] поскольку, взятые изолированно, по своей природе они ещё не свидетельствуют о желании учинить преступление и вполне могут быть содеяны с невиновной целью. Тем самым, заключил суд, ссылка на «преднамеренность» в дефиниции преступления в данной ситуации (и, как подразумеваемо счёл суд, также и в некоей другой, где федеральный закон содержит указание на «преднамеренность» совершённого – в этом-то и заключается вся сила теоретического «удара» по максиме ignorantia juris [933] ) свидетельствует о намерении законодателя потребовать от обвинения доказать в каждом конкретном случае знание подсудимым о незаконности действий.
930
См.: Ratzlafv. United States, 510 U.S. 135 (1994).
931
См.: Ibid, at р. 137–138, 140.
932
Ibid, at р. 144.
933
Ср.: «Чтобы доказать, что обвиняемый “преднамеренно нарушил” закон, направленный против структурирования, правительство должно доказать, что обвиняемый действовал со знанием о том, что его поведение неправомерно», Ibid, at р. 137.
В следующем из рассматриваемых казусов суд, цитируя в обоснование своей позиции приведённый отрывок из решения по делу В. Рацлафа, опустил слова «направленный против структурирования», придав ему, таким образом, более обобщённый смысл (ср.: «Другими словами, с целью доказать “преднамеренное” нарушение статута, “правительство должно доказать, что обвиняемый действовал со знанием о том, что его поведение неправомерно” (цитируя приведённый отрывок из решения по делу В. Рацлафа. – Г.Е.)», Bryan v. United States, 524 U.S. 184, 191–192 (1998)).
Последним в рассматриваемой серии прецедентов стало решение 1998 г. по делу С. Брайана. [934] Он был обвинён в том, что приобрёл через подставных лиц несколько единиц огнестрельного оружия, не имея соответствующей лицензии и с целью их нелегальной перепродажи. В ходе процесса были представлены доказательства знания им о незаконности таких действий; однако, поскольку обвинение включало отсылку к нарушению законодательства о лицензировании, С. Брайан в свою защиту выдвинул довод, в силу которого он не знал о наличии требования лицензирования и, как следствие, не действовал «преднамеренно» в том смысле этого понятия, каковой был сформулирован Верховным Судом в решении по делу В. Рацлафа. Данное утверждение обвиняемого было отклонено судом первой инстанции, и Верховный Суд подтвердил правильность такой позиции. Суд отметил, что хотя статут, за нарушение которого был осуждён С. Брайан, и указывает на «преднамеренность» содеянного как mens rea преступления и истолкование этого термина, предложенное обвиняемым, вполне обоснованно, [935] однако само по себе его поведение не является, в отличие от дел Дж. Л. Чика и В. Рацлафа, «очевидно невиновным» [936] и потому для осуждения в данной ситуации обвинению требуется доказать лишь общее знание апеллянта о незаконности действий, а не точно определённую осведомлённость о законодательстве. [937]
934
См.: Bryan v. United States, 524 U.S. 184 (1998).
935
Cp.: «Другими словами, с целью доказать “преднамеренное” нарушение статута… присяжные должны установить, что обвиняемый действовал с дурно означенным умом, т. е. что он действовал, зная о неправомерности своего поведения», Ibid, at р. 191–193.
936
Ibid, at р. 194.
937
Как решил суд, «знание, что поведение неправомерно, есть всё, что требуется» для осуждения здесь, Ibid, at р. 196.
Приведённые решения Верховного Суда, как отмечается в литературе, оставили сферу релевантности error juris применительно к федеральному уголовному законодательству неопределённой, поскольку весьма неясно описали её с отсылкой к термину «преднамеренно» и к туманной области невиновного per se поведения. [938] В ряде случаев нижестоящие суды в федеральной судебной системе следуют принципам дел Липароты – Чика – Рацлафа – Брайана; в ряде случаев – отказываются, применяя максиму ignorantia juris во всей её абсолютности. [939] Однако такое положение вещей никоим образом не умаляет того обстоятельства, что занятая Верховным Судом линия на отказ криминализировать «широкую область очевидно невиновного поведения» [940] позволяет в особом теоретическом свете рассматривать проблему релевантности error juris в настоящее время. Иными словами, именно в преломлении общей теории mens rea к учению о юридической ошибке и заключается значимость изложенных решений Верховного Суда.
938
См.: Yochum M.D. Op. cit. Р. 654–656, 663–664; Davies S.L. Op. cit. P. 343–347 etcet.; Travers M.L. Op. cit. P. 1311–1316; Grace B.R. Op. cit. P. 1412–1416.
939
Да и сам Верховный Суд во всех приведённых решениях неоднократно прибегал к отсылке к классической максиме ignorantia juris, проявляя тем самым вполне понятную осторожность (см., напр.: Liparota v. United States, 471 U.S. 419, 441 (1985) (White, J., diss. op.) («незнание права не извиняет»); Cheek v. United States, 498 U.S. 192, 199 (1991) («общее правило, согласно которому незнание закона или ошибка в праве не является основанием защиты от уголовного обвинения, глубоко укоренено в американской правовой системе»); Ratzlaf v. United States, 510 U.S. 135, 149 (1994) («мы не отказываемся от освящённого веками принципа, согласно которому незнание закона обычно не является основанием защиты от уголовного обвинения»); Bryan v. United States, 524 U.S. 184, 195 (1998) («незнание права не извиняет» является традиционной нормой)).
940
Liparota v. United States, 471 U.S. 419, 426 (1985).