Меншиков
Шрифт:
Карл бросился было в погоню, но едва не погиб со всем своим войском в непроходимых Пинских болотах.
Шведским штабным офицерам казалось невероятным, что их сообразительный, энергичный король, которого они считали блестящим стратегом, мог свалять такого дурака, ввязавшись в это преследование, в это явно безнадёжное и весьма опасное дело.
Карл же искренне возмущался:
— Проклятая страна! Тут не может быть ни одной классической битвы!.. Что вы запишете для истории? — обращался он к своему историку Адлерфельду. — Неловкое воспоминание о потерянных днях?
Выдавливая
— Варвары! Тьфу! — плевался Карл. — Скифы! Опустошив Полесье, он снова ринулся в Польшу.
Так разрешился один из самых острых моментов в войне Петра с Карлом.
Основные силы русского войска очень удачно вышли из окружения. Но шведы находились вблизи русских границ. Кто мог знать, что завтра решит их своенравный король? Это не могло не вызывать серьёзной тревоги и озабоченности. Поэтому первой мыслью Меншикова по приходе с армией в Киев было «укрепить сию цитадель».
«Я ездил вокруг Киева, — писал он Петру, — также около Печерского монастыря, и все места осмотрел. Не знаю, как Вашей Милости понравится здешний город, а я в нём не обретаю никакой крепости. Но Печерский монастырь зело потребен и труда с ним будет немного… можно изрядную формацию учинить. Да и есть чего держаться…»
Пётр прибыл в Киев 4 июля, осмотрел город. Печерский монастырь С мнением Меншикова о необходимости укрепления именно монастыря он согласился.
— Да, — заявил, — ситуация у киевской фортеции незавидная. Возле Печерского монастыря куда удобнее местность.
И он сам принялся её вымерять. Вскоре новая крепость была заложена.
— А теперь, как ты писал мне, чтобы нашим девицам в Смоленск собираться. — говорил Пётр Данилычу, — то решил я не в Смоленск, а сюда их привезти. Хватит! — хлопнул Меншикова по плечу, широко улыбнулся. — Надобно будет вас с Дашенькой окрутить. Как ты на сей счёт полагаешь?
— Я не против, мин херр.
«Чем скорее, тем лучше, — думал Данилыч. — А то как домовитый мужик сына женит — де, женится, остепенится, так и Пётр Алексеевич с женитьбой моей: окручу-де его, оно и спокойнее — меньше гульбы, ближе к делу».
Мирка, в котором бы жили мать, отец и сёстры Данилыча, никогда не было у него. Отец жил на стороне, он, Алексашка, с малых лет тоже. «Всё не как у людей!» — жаловалась мать, бывало. И теперь Данилыч мечтал устроить свою жизнь как положено, именно «как у людей» — со своею женой, со своею семьёй… И Дашенька даст ему такую жизнь, это он знал, в этом был твёрдо уверен… Да и надоело слоняться по чужим домам, мотаться в гостях, где он никогда не бывает один и частенько чувствует себя одиноким. Нужно родное, своё!.. Женитьба — это не рядовое житейское дело, от неё тоже счастье зависит. Да ещё как зависит! А кто не хочет жить лучше?..
Словом, он сам начал настаивать на ускорении свадьбы. И 18 августа 1706 года бракосочетание Александра Даниловича Меншикова с Дарьей Михайловной Арсеньевой состоялось.
— А Огильви, мин херр, — докладывал Данилыч Петру, — всё равно не миновать увольнять с русской службы. Стар, самолюбив через край, только тем и занимается, что свой гонор огораживает
— Это какой салют?
— Да после усмирения Борисом Петровичем Астраханского бунта.
— Тэ-эк, — протянул Пётр, барабаня пальцами по столу.
— То доносит тебе, — продолжал Меншиков, — что какая-то гулящая девка сказывала про меня, что я со шведами переписку веду…
— Просил, когда сидел в Гродно, — лукаво ухмыляясь, перебил его Пётр, — просил у меня прислать ему двадцать тысяч конных дворян да несколько сот верблюдов.
— С верблюдами он и ко мне приставал, — махнул рукой Меншиков. — И не просто каких-нибудь верблюдов просил, а двугорбых. Его толмач переводил мне: «Чтобы у верблюдов спина была такая, — показывал вот этак рукой, — яма и губор, а потом опять яма и опять губор».
— Бугор, что ли? — спросил Пётр, улыбнувшись.
— Да! Горб, бугор… Он ведь, и толмач-то его, наш язык разумеет с пятое на десятое… Сидит как-то за обедом. Не ест. Спросил я его: «Что не ешь?» А он показал на тарелку: «О! Тут умрутая муха».
— Опять ты за своё балагурство! — поморщился Пётр.
— Я хочу, мин херр, то сказать, — прижал Меншиков обе ладони к груди, — что… откуда это у них? Нанялся служить, продал шпагу, как покойный Гордон говорил, — так клади на дело сие и свою совесть и честь. А так: ни пито, ни едено — деньги плати… Так не выйдет! Они, деньги-то, у нас на земле не валяются. Самим до зарезу потребны.
— О как потребны! — сказал Пётр, задетый за живое Данилычем. — Как потребны — и как их приходится выколачивать! Спроси Шереметева, как народ от поборов… волком глядит, норовит на грудь кинуться!..
— Знаю, мин херр, знаю, — тряс головою Данилыч, закрывая глаза. — Я не к тому… Шафиров мне пишет: «Невзирая на все худые поступки Огильви, надобно бы отпустить его с милостью, с ласкою, даже с каким-нибудь подарком; а к подаркам он зело лаком и душу свою готов на них сходно продать».
В сентябре 1706 года Огильви был уволен с русской службы. И Меншиков вскоре крупной победой над шведами доказал всему миру, что русская армия не нуждается более в наёмном фельдмаршале.
14
Только после того, как были получены достоверны? известия, что Карл ушёл из Волыни в Саксонию, Пётр принял решение отлучиться из Украины, сочтя возможным теперь отбыть в Петербург с целью обеспечить свой «Парадиз» надёжным прикрытием со стороны Финляндии — «воевать Выборг»; Меншикова же с двадцатитысячным корпусом он направил в Польшу, на помощь своему союзнику Августу.
Тем временем Карл, оставив вблизи русских границ генерала Мардефельда с двадцативосьмитысячным корпусом, сем прошёл насквозь всю Польшу и вытеснил Августа из его родовых саксонских владений.