Меншиков
Шрифт:
Выбросив вперёд пикеты, разъезды, заставы, секреты, направив отдельные партии ходоков-лазутчиков, переодетых в крестьянское платье, по местечкам и деревням, лежащим на пути движения шведов. Меншиков всем им наказал: доподлинно выяснить направление движения Левенгаупта. точно установить численность его войск, количество артиллерии, подвод в обозе, узнать, что везёт.
Десять суток носились отряды Меншикова по дорогам, полям и лесам Белоруссии, перехватывая передовые разъезды шведского генерала, вступая в бой с его охранением на походе, производя тщательную разведку боем всего, что необходимо было точно установить до начала решающей битвы.
По утрам одевались деревья сизыми шапками инея —
Зато 20 сентября Меншиков смог доложить Петру, что Левенгаупт ведёт с собой не восемь, как они с Петром думали раньше, а шестнадцать тысяч солдат, что путь свой он держит к Пропойску, где и думает перейти реку Сож, что… и так далее — всё остальное, до мелочей.
И Пётр, теперь уже с открытыми глазами, двинул форсированным маршем свой корволант в погоню за шведами.
Левенгаупт, узнав, что за ним гонится какой-то особый летучий корпус, состоящий из конницы, лёгкой артиллерии и пехоты — не той пехоты, которая искони, в течение многих веков, передвигалась только пешком, а другой — на конях, колёсах! — узнав о таком необычном преследовании и весьма опасаясь быть атакованным в неудобном месте, на марше. Левенгаупт принял решение немедля занять более или менее подходящую позицию для обороны.
Вскоре разведка Меншикова донесла, что шведы расположились на поляне у деревни Лесной. Проводники из местных крестьян показали, как можно подойти к укреплениям шведов по двум довольно широким дорогам. И вот, разделив свой корпус на две колонны, Пётр двинул их на противника.
После скоротечного авангардного боя русские на плечах шведов ворвались в лес, заняли опушку, обращённую к деревне Лесной, а в первом часу дня, приняв развёрнутые боевые порядки, двинулись лавиной в атаку.
Жаркий бой длился весь день. Под прикрытием сильного артиллерийского огня шведы несколько раз пытались переходить в контратаки, но так и не смогли остановить нападающих. К вечеру весь лагерь шведского генерала был занят частями Петра.
Наступавшая темнота и сильная метель помешали преследованию. А ночью, посадив остатки своей пехоты на лошадей. Левенгаупт бежал.
Бой у деревни Лесной лишил Карла людского пополнения и запасов — ядер, пороха, продовольствия. Из шестнадцатитысячного корпуса к нему прибыло немногим более шести тысяч измотанных, голодных солдат. Продовольствие хоть и с большим трудом, но всё же ещё кое-как можно было найти в богатой Украине, а вот утрата боеприпасов была невозместима, и позднее, в решившем исход войны Полтавском сражении, Карл мог открыть огонь только из четырёх пушек.
Укреплённые русскими пункты — Чернигов, Нежин, Киев, Переяславль. Переволочна, Полтава — преграждали все важнейшие коммуникации. Шведы, расположившиеся на зимних квартирах в районе Ромны. Гадяч, Прилуки. Лохвица, попали в плотное окружение. Связь их с тылом была прервана начисто. Даже курьеры, посылаемые шведским королём с сильным эскортом, не могли прорваться сквозь кольцо окружения.
16
Если бы Карл двинулся на Москву!..
Тогда Мазепа, этот сладкоречивый старец, получивший образование в училище иезуитов,
Когда же русская армия вступит на Украину, что может тогда сделать он с простыми казаками и поспольством, тяготеющим к партии московской, народной? Он, Иван Степанович Мазепа-Колединский, бывший «покоевый» польского короля Яна-Казимира, представитель иной партии на Украине — партии польской, шляхетской?
Сейчас он ещё, пожалуй, сможет повести за собой «старшину». Но вся ли и она пойдёт за ним к шведам?
Мазепа стар, немощен, хил, измучен подагрой. Стремясь прежде всего к душевному равновесию, он в беседах, особенно с седоусыми батьками-старшинами, старался подбирать выражения и слова, которые помогали ему так или иначе скрывать свои сокровенные помыслы. Любил он поговорить о «родной Украине», «независимости», «национальной чести»… Такие уловки позволяли, полагал он, утаивать, что именно всё это и готов он был без остатка продать польской короне.
Только регулярным и вот таким более или менее спокойным образом жизни, основанным на тонком обмане, он мог поддерживать своё сильно пошатнувшееся здоровье. А сейчас… эти вот треволнения!..
Крутит гетман кончик жиденького сивого-пресивого уса, вздыхает, кряхтит.
Время ли ввязываться в эту кашу?.. Пора ли?.. И решает: пора!.. Сегодня Карл вступил в украинские земли, а завтра сюда нагрянет Меншиков с своими драгунами. Меншиков, с которым он не мог сойтись, сговориться, который ещё год тому назад — гетман это отлично помнит — предсказывал, что Карл пойдёт именно на Украину, как будто бы намекая тем, что он подозревает тайны Мазепы. Меншиков будет здесь со дня на день — в этом гетман не сомневался, — и тогда… откроется всё. Кого-кого, а этого, пся крев, Данилыча долго морочить не удастся. Этот пронюхает всё: и о договоре с Карлом, и о переговорах с королём польским, с Станиславом Лещинским. Если бы Карл двинулся на Москву, а войско Лещинского явилось бы на берег Днепра! — мечтал старый гетман. Тогда он наверняка поднял бы всю Украину. Он привёл бы её в подданство Польши. За это он получил бы звание гетмана всей Украины, обеих сторон Днепра! Титул князя! Место в польском сенате… Сколько захватывающих возможностей! «Вы постарайтесь. — передал ему король Станислав, — а я уж сделаю так, что вы не пожалеете». Он, Мазепа, ждал, — долго, очень долго ждал. «Ненависть не такое кушанье, чтобы его есть горячим», — он это прочно усвоил. Он научился хорошо скрывать свою ненависть к москалям под видом искренней дружбы, как под пеплом, который насыпают на огонь с целью его поддержать.
Конечно, всё предусмотреть нельзя. И он не в этом упрекает себя. Нет! Он сумел многое дарить врагу, научился предупреждать его желания, усыплять его подозрительность…
А потом — казачья старшина… Он, гетман, всё время должен был что-то говорить этим упрямейшим людям, находить разные щели, лазейки — это при его-то преклонных летах! — и без конца привирать. Шведам, не привыкшим делать секретов из своих намерений, это может показаться пустяком, потому что они привыкли к рабской покорности бюргеров и безропотной исполнительности купцов. А вот Станиславу Лещинскому — этому-то, конечно, виднее, в каком окружении приходится здесь, на Украине, вертеться. Недаром он как чумы ведь боится казаков!