Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских
Шрифт:
Русское размышление связано с пассивным созерцательным обдумыванием, с роением идей, с одновременным нецеленаправленным обдумыванием сразу нескольких мыслей. Сочетаемость этого слова позволила нам установить, что это состояние обычно связано с негативным эмоциональным фоном и характеризуется аморфностью. Коннотативные образы водоема и некоторые другие полностью соединяют его с понятием мысли, которое в ряде контекстов синонимично размышлению.
Французское m'editation – понятие несколько устаревшее и литературное,
R'eflexion первоначально связано с идеей отражения, возврата назад, а соответствующее действие – обдумывание – осмысляется как возврат мысли к одному и тому же предмету и через это – углубленное его изучение. Коннотативный образ все тот же – погружение в водную среду, а также блуждание по лабиринту – образ, часто использовавшийся, в частности, в средневековой поэзии.
Сравнение русского понятия и двух французских позволяет нам установить следующее: коннотативные образы совпадают, содержательно русское размышление связано с мыслью и представляет собой углубленное аморфное состояние мыслительной деятельности человека, французские слова классифицируют размышления, подразделяя их на философско-экзистенциальные и прочие, связанные с целенаправленным обдумыванием какой-либо проблемы методом постоянного возврата мысли к ней. Таким образом, французское размышление отличается от русского способом совершения этого процесса.
Обобщим эти результаты.
Французское и русское представление о знании
Французское и русское представление о мысли и идее
Французское и русское представление о размышлении
Библиография
1. См. Фреге Г. Мысль: логическое исследование // Философия, логика, язык. М., 1987; Дмитровская М. А. Знание и мнение: образ мира, образ человека // Логический анализ естественного языка: знание и мнение. М., 1988.
2. Гак В. Г. Пространство мысли (опыт систематизации слов ментального поля) // Логический анализ естественного языка: ментальные действия. М., 1993. С. 22–29.
3. Bayley H. The Lost Language of Symbolism. London, 1912 (repr. 1951).
4. Флоровский Г.
5. Ранович А. Б. О раннем христианстве. М., 1959. С. 291.
6. Кобозева И. М. Мысль и идея на фоне категоризации ментальных имен // Логический анализ естественного языка: ментальные действия. М., 1993. С. 95–103.
7. Декарт Р. Рассуждение о методе, чтобы верно направлять свой разум и отыскивать истину в науках (1637). Цит. по: Метафизическая математика в XVII веке. М., 1993. С. 167.
8. Арутюнова Н. Д. «Полагать» и «видеть» (к проблеме смешанных пропозициональных установок) // Логический анализ естественного языка: проблемы интенсиональных и прагматических контекстов. М., 1989.
Глава десятая Представление французов и русских о причинах, следствиях и цели
Разделение события на причину и следствие, выделение в событии, явлении содержания и формы являются свидетельствами дихотомичности и линейности нашего мышления, действующего через связывание, всегда стремящегося найти для этого две точки, которые можно связать, а связав – противопоставить друг другу. Когда и если эта фраза написана по-русски, она кажется правдоподобным утверждением, в то время как уже применительно к французскому языку мы обнаружим названия для целого множества причин и целого пучка следствий.
Важным в традиционном представлении о причинно-следственной связи является именно употребление слова связь, иногда именуемая генетической связью, в том смысле, что причина и следствие фиксируют генетическую связь между явлениями, при котором одно явление (причина) своим действием вызывает второе (следствие) (1).
Оставим философам – независимо от времени и страны их пребывания, а также независимо от языка – их дебаты о сути мышления, события, причины и следствия и укажем на то, что важно нам.
1. Несомненно, перед нами современный миф, метафоризирующий некоторый способ нахождения ответов на вопросы (не факт, что истинных).
2. Этот миф, описанный европейской философской мыслью, противопоставлен мифу восточному, не утверждающему жестко такую взаимосвязь (2).
3. Обыденное мышление, понимающее анализ – то есть установление причинно-следственной связи – как установление причины и следствия, не связано с пониманием того же принципа в науке, где закон каузальности приводит к открытию многих законов физического мира (3). Отсутствие этой связи объясняется через принципиальное отличие языков естественных наук и естественного языка.
4. Уголовные практики, следствия по делам практикуют исключительно причинно-следственный подход, стремясь установить виновного через реконструкцию события, находящегося в прошлом. В судебной практике факт не считается доказанным, если он не подтверждается также и естественнонаучным путем (баллистической экспертизой, дактилоскопическим исследованием и т. д.) (4).
Основное представление о том, как понимаются причина и следствие, можно составить, прочитав соответствующие разделы в «Энциклопедии философии» Ричарда Тэйлора (5), «Критической истории греческой философии» У. Т. Стейса (6), с опорой на базовые труды Иммануила Канта («Критика чистого разума») (7) и Шопенгауэра («Мир как воля и представление») (8).