Меня зовут Бригантина
Шрифт:
— Да не расстраивайся ты! Главное, что тебя любят! — воскликнула Брыся и в утешение ткнула его носом куда-то в ухо.
— Ро-о-о-обин! — как будто в подтверждение ее слов, раздался требовательный женский голос. — Ты где-е-е?
— Ну, я пошел. Пока! — вздохнул Робин и скрылся в отверстии лаза.
Мы пошли на кухню. Я начала чистить овощи, а Брыся в уголке жевала выданную ей морковку.
— Мам, а вот скажи… — начала она. — Если тебя так сильно любят, почему запрещают делать то, чего хочется больше всего на свете?
— Думаю,
— А меня ты боишься потерять? — спросила она настороженно.
— Конечно! Еще как! А что?
— Тогда ты тоже будешь мне все запрещать?
— Нет, не все. Только то, что сочту действительно опасным.
— Например?
Я задумалась:
— Например, есть куриные кости и шоколад. Выходить на улицу без присмотра. Высовываться на ходу из окна машины, и прочее, опасное для твоей жизни.
— А плавать в пруду?
— Пожалуй, это я тебе разрешу.
— А лазить по поваленным деревьям?
— И это тоже.
— А играть с собаками?
— Это — сколько влезет.
— А лазить на…
— Брыся, хочешь, я тебе открою очень большой секрет? Только папе не говори! — прервала я ее, зная по опыту, что подобное перечисление рано или поздно приведет к твердому «нет». — Я хочу сделать папе настоящий весенний сюрприз — посадить в нашем саду много ярких цветов. Но я совершенно не умею рыть ямки. Как ты думаешь, сможем мы вдвоем посадить цветы? Ты будешь копать, а я сажать. Нет, если ты не хочешь, я позову йорка — он же терьер, значит, должен рыть преотличнейшие ямки!
— Да ты что?! — возмутилась доверчивая Брыся. — Я сама тебе все вырою, только скажи, где! Мои ямки — самые аккуратненькие, самые ровненькие, самые кругленькие! Вот увидишь! Никто так не умеет! Можешь спросить, тебе расскажут!
— Не сомневаюсь, — рассмеялась я. — Значит, если ты согласна, можем скоро приступать. Я тебе покажу, где мне нужна будет яма побольше, для магнолии.
— А давай, я прямо сейчас побегу копать? Для этой, как ее… Манголии? — закричала Брыся, заплясав на месте.
— Нет, Брыся, если уж тебе совсем невтерпеж, тогда завтра. Иди-ка лучше позови папу ужинать, а то он в своем гараже совсем заработался!
Она попыталась было торговаться, но, поняв, что я не сдамся, разочарованно кивнула и помчалась в гараж. Вскоре из гаража до меня донесся взрыв хохота, и через несколько секунд в дверях появился ЖЛ. Под мышкой у него была зажата Брыся.
— Ты знаешь, что она делала? — спросил он с восторгом.
— Боюсь, что знаю, — вздохнула я и укоризненно посмотрела на Брысю. Та хотела пожать плечами, но под мышкой у ЖЛ это было довольно затруднительно.
— Не успел я отвернуться, как она выкопала три ямы! Но носков у нее не было, я смотрел! Может, она готовила почву для завтрашнего захоронения?
Я ничего не ответила и лишь пожала плечами, решив не раскрывать ему самый главный секрет той осени — проект обновления сада, в котором теперь было место не только для
8.
Синдром питомника
Потекли осенние, полные прозрачного света и мягкого солнца, дни. Мы наслаждались пока еще теплой погодой и, хотя уже наступил октябрь, по-прежнему ужинали на террасе. Брыся постепенно привыкала к нам и своему новому дому, но все оказалось совсем не так радужно, как рисовало мое воображение в самом начале. Ее реакции были порой непредсказуемы, и мной тихо овладевало отчаянье.
Когда к нам заходили друзья, Брыся отчаянно лаяла и пыталась укусить кого-нибудь за ногу. Когда мы выходили на улицу, она в ужасе шарахалась от прохожих, пряталась за меня или просто пыталась сбежать. От одного вида маленьких детей впадала в ступор.
Я пыталась объяснить ей, что окружающие ничуть не опасны, она внимательно слушала и согласно кивала в ответ, но в следующий раз происходило то же самое. Наши друзья ходили с синяками на ногах, а соседские дети потеряли к Брысе всякий интерес.
Но хуже всего нам давалась ночь. Брыся подолгу плакала внизу, в гостиной, где мы определили для нее место. Она часами взывала к моей совести и иногда засыпала только под утро. ЖЛ купил специальные затычки для ушей и, иронично пожелав мне спокойной ночи, накрывал голову подушкой. Все мои аргументы пролетали мимо Брысиных ушей: заснув в три часа ночи, она просыпалась в пять утра. Через пару недель я выглядела, как мать грудного ребенка. Знакомые собачники советовали оставить все, как есть: она поймет, говорили они, и перестанет плакать…
Прошел месяц, но Брыся продолжала завывать по ночам, как ветер в трубе. Единственным средством от всеобщей бессонницы стали мои ночные бдения. Спустившись вниз посреди ночи, я брала ее на руки и укачивала, как ребенка, вполголоса рассказывая истории из моей жизни и прочую ерунду.
Мы вместе засыпали на диване. Мой позвоночник был в чудовищном состоянии: очевидно, производители дивана «Норесунд» не учли возможность бессонных ночей в компании английского кокер-спаниеля.
Испробовав все известные мне методы убеждения щенков, я решила обратиться к специалистам и нашла в интернете сайт некоего зоопсихолога, специалиста по собачьему поведению, который, к счастью, жил недалеко от нас.
Франц Лофф тоже был иммигрантом. Его фотографии вселяли доверие и желание познакомиться. Голос в трубке оказался приятным, с легким акцентом. Мы договорились на ближайшую субботу. Признаюсь, даже с мужчиной моей мечты я не ждала свидания с таким нетерпением.
Рано утром в субботу, со стоном разогнув затекшую спину, я растолкала Брысю, сладко посапывающую у меня на животе:
— Подъем! Сейчас мы позавтракаем и поедем к психологу!
— А зачем? — спросила Брыся, вяло приоткрыв один глаз. — И что мы там будем делать?