Мерцание золота
Шрифт:
— Об этом тоже написать?
— В другой книге, — внимательно посмотрел на меня Вепсов. — Ты ведь пишешь книгу?
— Пишу, — признался я.
— Все пишут, — похлопал он меня по плечу. — Прямо с сегодняшнего дня и начинай.
Я стал ездить в Мытищи как на работу. Два, а то и три раза в неделю сидел рядом с главой администрации Алексеем Владимировичем Стаховым и записывал каждое его слово. Тому это нравилось.
— Никто ведь не ценит наш труд, — говорил он. — Ночами не сплю: то на заводе ЧП, то начальник милиции с прокурором
— Какой договор?
— О строительстве спортивного центра. На прошлой неделе в Стамбул летал, перенимал опыт.
— А что с пивом? — спросил я.
— Вот, уже все знают! — с наигранным удивлением посмотрел на меня Стахов. — Крупнейшее в стране пивное производство открываем.
— Почему в Мытищах?
— Здесь вода хорошая, земля не такая дорогая, как в Москве. Завтра планирую к Семенову в поместье съездить. Присоединишься?
— Непременно.
Про поместье Святослава Семенова я слышал. Специалист по глазным болезням Семенов был едва ли не первый в стране предприниматель, кому Ельцин отдал в собственность целый институт. И тот, надо сказать, не подкачал. Микрохирургия глаза оказалась весьма прибыльным делом.
— Большое поместье? — спросил я.
— Да уж не маленькое, — вздохнул Стахов. — Дорогу провели, электричество и так далее.
«За чей счет? — подумал я. — Предприниматели ведь должны платить сами».
— Это не у нас, — снова вздохнул Стахов. — Здесь другой капитализм.
— С человеческим лицом?
— У капитализма не лицо, а харя. А у нас Ельцин.
— Понятно, — сказал я.
От администрации мы отъехали ровно в девять утра. В этом тоже была проблема. Я жил на другом конце Москвы, и, чтобы добраться до Мытищ, нужно было вставать в шесть утра.
— Готовы? — оглянулся на меня с переднего сиденья Стахов.
— Всегда.
— Поехали.
По дороге выяснилось, что поместье Семенова называется Славино.
«Какое-то название не русское», — подумал я.
— На самом деле это Прозорово, — сказал водитель. — Хорошее место, кругом вода.
— Он так и выбирал, подъехать можно только через перешеек, — посмотрел в окно Стахов. — Как в средневековых замках.
«Что-то уж слишком часто вздыхает», — подумал я.
— А что в замках? — спросил водитель.
— Вокруг замка ров с водой, — объяснил Стахов. — Въезжать нужно через подвесной мост.
— Там тоже мост? — удивился водитель.
— Ему и перешейка хватает.
«Похоже, от поместья Семенова голова у него болит больше, чем от пива, — подумал я. — Не хочется ехать на поклон, а надо».
Мы свернули с шоссе и вырулили к поселку с ухоженными коттеджами.
Семенов нас встретил у здания, похожего на школу.
— А это и есть школа, — сказал Стахов, вылезая из машины. — Только намного лучше.
«Да здесь почти вся мытищинская администрация», — огляделся я.
— По коммуникациям договорились? — спросил Стахов Семенова.
— Все
— А как же.
Семенов был крупный, но двигался легко. В глаза прежде всего бросались стрижка «ежиком» и легкая хромота. Я знал, что в молодости ему ампутировали ступню: то ли под машину попал, то ли неудачно спрыгнул с трамвая, причем случилось это во время войны.
— Компьютеров хватает? — спросил Стахов, заглянув в один из классов.
— Хватает, — сказал Семенов. — У каждого ученика свой монитор. Пусть учатся.
— Правильно, — кивнул глава, — нужно поднимать средний уровень. Здесь, правда, он далеко не средний.
— Стараемся, — усмехнулся Семенов. — Учителей не хватает.
— Зарплата маленькая?
— Зарплата в нашей школе не меньше, чем у вас. Не соответствуют нашему уровню. У меня работают только лучшие.
Стахов оглянулся на своих замов, жмущихся у двери. Похоже, к лучшим он их не относил.
«Бюджет распилить много ума не надо, — согласился с ним я. — Ты вот прибыль обеспечь».
— Поехали на конюшню, — распорядился Семенов. — Сначала к маткам с жеребятами.
— А вы свободны, — посмотрел на свою челядь глава. — Нечего на кобыл глазеть.
— Пожалуй, мы тоже отправимся сразу к жеребцам, — сказал Семенов. — Жеребята легко инфекцию подхватывают.
— Это мы, что ли, инфекция?
Стахов остановился:
— Не мы с вами, но некоторые…
Глава и Семенов, не сговариваясь, уставились на меня. Я споткнулся о бордюр.
— Шучу, — усмехнулся Семенов.
Все дома в поселке были с иголочки, но конюшня и на их фоне выглядела потрясающе.
— Кто строил? — спросил Стахов.
— Немцы, — сказал Семенов. — С детства люблю лошадей.
В конюшне было чисто и сухо.
— Самые лучшие кондиционеры стоят, — кивнул на потолок Семенов. — У меня в доме таких нет.
Вкусно пахло лошадями. Мне этот запах был знаком. В детстве я несколько раз ездил верхом на лошади, правда, не вскачь. Помню, меня поразило, как высоко я оказался, вскарабкавшись на лошадиную спину. «Если свалишься — костей не соберешь», — сообразил я тогда и изо всех сил уцепился за лошадиную гриву. Волосы на ней были толстые и жесткие, и все же пучок их остался в моем кулаке, когда меня сняли с лошади.
Я понял тогда, что наездником мне не быть, и с тех пор знакомился с упоением лошадиной скачки по книгам. А некоторые из моих сверстников скакали вживую, лишь чудом не попадая прямиком с лошадиной спины в больницу. Много позже одну из наездниц я увидел в госпитале Бурденко. У нее был сломан позвоночник, и надежда на выздоровление была призрачной. А другой наездник, муж хорошей моей знакомой, и вовсе помер, сверзившись с коня.
— Даже развестись не успели, — сказала она. — А у нас было что делить: сорок гектаров земли, яхты, автомобили. Я целую бригаду адвокатов наняла, как и он, впрочем. Но не судьба.