Мерцание золота
Шрифт:
— Здорово, мужичок с ноготок! — окликнул меня как-то Кузнецов.
— Привет, памятник.
— Ну и как тут у вас? — обозрел окрестности Поликарпыч.
— Буфет закрыли, — вздохнул я. — А так все нормально.
— Строишься?
— Помаленьку.
— Я пока погожу.
Кузнецов, как и подобает памятнику, величественно направился в сторону станции.
Я действительно затеял строительство. Точнее, меня в него втянул сосед снизу Юрий Васильев, который вселился вместо
— У тебя деньги есть? — при первой же встрече спросил меня Юрий.
— Нет, — сказал я.
— Тогда начинаем стройку.
— Какую стройку? — оторопел я.
— А вон фундамент, — кивнул Васильев. — Раз есть фундамент, будет и пристройка.
Бобенко против этой стройки не возражал.
— Если делать нечего — стройтесь, — сказал он, подписывая заявление. — Все, что вы построите, по договору будет принадлежать Литфонду.
— Места мало, — попытался я оправдаться. — Там ведь комнатки маленькие.
— А зачем вам большие? — хмыкнул Бобенко. — Откуда, кстати, деньги? Издаешься много?
— Нет денег, — крякнул я.
— Тогда только строиться, — побарабанил пальцами по столу Бобенко. — Когда у государства нет денег, оно тоже начинает все подряд ломать.
Спокойная жизнь у меня закончилась. Я разгружал машины с кирпичом и листовым железом, вывозил на тачке мусор, ездил по строительным рынкам за вагонкой.
— Ничего, — подбадривал меня Васильев. — Я подгоню казаков из станицы, они нам отопление проведут.
Юрий Петрович в прошлом был начальником геолого-разведывательной партии в Якутии, и для него стройка была родной стихией. Точнее, бардак, царящий на стройке.
— Как-то мы тянули дорогу на прииск, — вспоминал он. — Все идет по плану: валим лес, ровняем, насыпаем. И вдруг речка. Как через нее переправиться?
— Построить мост, — пожал я плечами.
— Так у меня одних бульдозеров штук десять! — захохотал Юрий Петрович. — Засыпали речку и пошли дальше.
Мне подобные методы строительства не нравились.
— Вот потому у нас и разруха, — сказал я.
— Зато без денег, — похлопал он меня по плечу. — Знаешь, какие самые лучшие женщины?
— Француженки, — предположил я.
— Якутки! До сих пор снятся.
— А что там такого особенного? Разрез не вдоль, а поперек?
— Разрез у всех одинаковый, — сладко зажмурился Юрий Петрович. — Не ты ее гладишь, а она тебя. Облизывает, и в буквальном смысле слова. Все для тебя сделает.
Я якуток видел только по телевизору, поэтому промолчал.
— А знаешь, какие у меня были самые лучшие минуты в жизни?
— В чуме с якуткой, — усмехнулся я.
— С оленем.
Юрий Петрович подтянул штаны. Они у него всегда сползали, даже те, что с ремнем.
— Пошел
Рассказывая, Юрий Петрович всегда что-то делал. Сейчас он выгружал из «газели» книги, и я, чтобы ничего не пропустить, вынужден был сновать за ним, как нитка за иголкой.
— Взяли с собой пять литров спирта…
— Зачем так много? — перебил я его.
— А вдруг заблудимся? Взяли, значит, спирт, спальники и пошли. И возле речки завалили оленя.
— Дикого? — снова перебил я его.
— Там этих оленей!.. — махнул рукой Юрий Петрович. — И вот мы развели костер, легли рядом с оленем. И пока не выпили весь спирт и не съели оленя, не встали.
— Это сколько ж вы лежали? — поразился я.
— Дня три. А может, пять. Там ведь дни не считаешь.
— Почему?
— Вечная мерзлота, — посмотрел сквозь меня Васильев. — Какой-нибудь чукча проезжает, мы и его угостим.
— Якуток не было?
— Там они не нужны. Спирт, олень и закат. Или восход. Вечная жизнь в вечной мерзлоте!
«Настоящий сказочник, — посмотрел я в спину Юрию Петровичу. — Ни разу не сбился».
— А якутки там проезжали, — остановился Васильев. — Одна совсем старая. Села рядом, выпила, закурила. «Знаешь, — спрашивает, — почему нас медведь не трогает?» — «Почему?» — «Он подошел, я села и малицу на голову задрала. Медведь нюх-нюх. «Ф-фу!» — говорит и ушел».
Юрий Петрович расхохотался. Я тоже засмеялся.
— Они ведь не моются никогда, — сквозь смех объяснил Васильев. — Даже медведя заколдобило.
Параллельно с пристройкой рос и Егорка. Однажды он приехал во Внуково, набрал кучку камней и стал пулять во всех, кто проходил мимо.
— У тебя совесть есть? — пристыдил я его.
— У детей совести не бывает! — заявил Егор.
— А если ремнем по попе?
— Я пожалуюсь в трибунал по правам человека, — нахмурил бровки ребенок, — и тебя посадят в тюрьму!
Со сдвинутыми бровками он был очень похож на свою маму.
— За что? — удивился я.
— За то, что ты меня ударил.
Я понял, что парень пойдет далеко. Впрочем, в этом никто и не сомневался. В детском саду на утренниках и прочих праздниках Егор исполнял роли ученых котов и других начальников. Причем учить эти роли ему было не надо, он запоминал все с листа.
Часть третья Писатели и издатели
1
Штат издательства «Современный литератор» сокращался, как шагреневая кожа, и тем не менее хорошие книги в нем выходили.