Мерецков. Мерцающий луч славы
Шрифт:
– Фланги!
– громко и в сердцах произнёс Кирилл Афанасьевич.
– По ним и бить!
– Надо попробовать, - согласился Литунов.
Для Мерецкова стало ясно и другое: здесь совсем иные условия борьбы, нежели в степях Восточной Украины, Дона и Северного Кавказа. Для него это был полезный урок. Как Южный фронт в 1919 году был не похож на Восточный в 1918 году, где Мерецкову довелось воевать, набираться боевого опыта, так теперь Юго-Западный фронт не похож на Южный. Перед Мерецковым невольно встал вопрос: как надо действовать кавалерии в условиях глубоко- эшелонированной обороны врага? Искать, где она слабее? Вряд ли. Следует
– Конная армия готова это сделать.
– Семён Михайлович деловито крутнул правый ус.
– Посему я требую от каждого командира, от начдивов особо тщательно готовить людей к решающим боям. И ещё, товарищи, - продолжал командарм, - хочу остановиться вот на чём: после того как оборона противника будет нами сломлена, надо пробиваться вперёд, а не топтаться на месте. В минувшем году под Батайском с ходу мы не смогли одолеть позиции деникинцев - там оказались сплошные болота. Тогда что мы сделали? Обошли Батайск, ударили в тыл деникинцам, и те бежали. Здесь сделать это нам труднее, но Конармия должна выполнить свою задачу! Ну а теперь что скажете вы, начальники дивизий?
С места поднялся Семён Тимошенко. Он был краток: его 6-я дивизия огнём и клинком сомнёт оборону белополяков!
– Моя 11-я дивизия готова нанести удар по врагу, - ещё короче высказался Фёдор Морозов.
– А ты что скажешь, Пархоменко?
– Будённый подошёл к начдиву 14-й. Тот вскочил с места как ужаленный.
– У нас общая задача - пробиться к Бердичеву и разгромить тылы белополяков. Как же мне отставать от своих коллег? Нет уж, товарищ командарм, в хвосте я плестись не стану!
Кажется, высказались все. Будённый вдруг увидел, что вверх взметнулась рука помощника начальника штаба по разведке.
– Что у тебя, товарищ Мерецков, скажи нам.
Мерецков встал. В штабе было накурено, сквозь белёсый дым он увидел настороженные глаза командарма.
– Я вот о чём подумал, товарищи, - необычно громко заговорил Кирилл Афанасьевич.
– Когда наши дивизии прорвут оборону белополяков - а мы её прорвём, в этом нет ни малейшего сомнения, - по нашим флангам ударит враг. Что будем делать: отбиваться или продвигаться вглубь обороны противника?
– Интересная мысль, «академик», - усмехнулся в усы Будённый.
– Что ты предлагаешь?
– Я бы не стал отбиваться от противника на флангах, - весело обронил Мерецков.
– Если мы это сделаем, то потеряем своё преимущество - подвижность кавалерии. Пехота - другое дело, ей биться с врагом на флангах одно удовольствие.
– Хорошо, Мерецков, мы прорвём вражескую оборону, не станем отбиваться на флангах - тогда что же нам делать?
– спросил Будённый.
– Спешиться и занять круговую оборону?
– Никак нет!
– горячо возразил Кирилл Афанасьевич.
– Спешиваться в данной ситуации весьма опасно. Надо идти вперёд, а как оградить себя от нападения белополяков с тыла, подскажет сама обстановка.
Семён Михайлович был явно смущён, чего, однако, не скрывал. Мерецков между тем сел. Наступила напряжённая тишина. Командарм молчал - видимо, он что-то обдумывал, это все видели по его сосредоточенному
– В твоей идее, Мерецков, есть зерно, - наконец заговорил Будённый.
– Но как сложится во время боя ситуация, мы не знаем. В одном я твёрдо уверен: надо идти в тыл врага, обороняться на флангах смерти подобно! Это я не приемлю. И ещё об одном, - продолжал Семён Михайлович.
– Когда атакуем врага и сокрушим его оборонительные позиции - не терять связь, как между дивизиями, так и со штабом армии. Что касается связи штаба армии со штабом фронта, то иметь её надо в первую очередь. Ясно? Нет вопросов? Тогда прошу разъехаться по своим дивизиям и бригадам, а «академику» велю задержаться.
Когда все ушли, Будённый закурил. По запаху дыма Мерецков понял, что командарм курил трофейные французские папиросы.
– Хочешь?
– Семён Михайлович протянул ему папиросу.
– Не откажусь!
– Кирилл Афанасьевич взял папиросу из рук командарма и прикурил.
– Крепкие, до самой печёнки достаёт дымок.
– Не скажи, «академик», - качнул головой Семён Михайлович.
– Всё же наша махорка крепче.
– Он пристально посмотрел на генштабиста, и тот уловил в его взгляде чувство досады, хотя внешне командарм оставался спокойным.
– У меня к тебе предложение. Хочу, чтобы ты остался в моей армии, - перешёл он на официальный тон.
Мерецков резко вскинул голову.
– Не могу, товарищ командарм, хотя служить в Конармии почётно - армия не знает поражений!
Семён Михайлович никак не отреагировал на эти слова и продолжал:
– Дам тебе в подчинение бригаду, можешь возглавить и разведку армии, а Стройло назначу своим помощником. Ну как, согласен?
– Никак нет, товарищ командарм, - сухо возразил Мерецков.
– Судите сами: два курса Академии Генштаба я закончил, остался третий и - выпуск! Зачем же мне бросать учёбу?
– Ты что же, хочешь умнее всех стать? Ты два курса окончил, я же вообще никаких академий не кончал, а уже разбил войска не одного белогвардейского генерала.
– У вас, товарищ командарм, есть военный талант, чутьё на врага, что ли, а мне всё это надо ещё в себе выработать. Берите к себе молодых конников, они сочтут за честь сражаться в рядах вашей Конармии.
– Факт, сочтут за честь, но кто их будет учить? Ты вот не желаешь помочь мне, а?
– Лукавая улыбка вспыхнула на смугловатом лице Будённого.
– Ладно, я тебя, Мерецков, понял и не осуждаю. Считай, что этого разговора не было!..
– Понял, товарищ командарм!
– Мерецков взял под козырёк.
– Разрешите идти?..
Через два дня Конармия пошла в наступление. Удар под Озёрной наносила 4-я дивизия Коротчаева, в которой был и Мерецков. За ней следовала 6-я дивизия, а фланги обеспечивали 11-я и 14-я дивизии. После яростного боя белополяки дрогнули, и 4-я дивизия ворвалась в Ягнетин, с ходу форсировав реку Ростовицу. Справа и слева прорвались 11-я и 14-я дивизии, а в Озёрную вошли конники Семёна Тимошенко.
Мерецков всё это время занимался разведкой, уточняя, где находятся войска противника, каковы они, и, хотя в пылу боя он действовал осмотрительно, у разбитого дома по нему открыл огонь белополяк. Пуля сорвала с головы фуражку. В какое-то мгновение Кирилл Афанасьевич увидел вражеского пулемётчика, его красное, налитое ненавистью лицо, бросил на него коня и с ходу рубанул шашкой.