Мёртвые душат. Мертвые пляшут

Бреусенко-Кузнецов Александр Анатольевич

Неизвестный тоже заметил прилетевшего сверху Лимна. Силуэт заметался - должно быть, в лихорадочных поисках тайного рычага. Тут же проход в алтаре стал медленно задвигаться каменной плитой, а к алтарной нише надо было ещё подняться... Лимну осталось возблагодарить судьбу, которая уродила его юрким отшибинским карликом. Человек среднего роста в ту щель никак бы не проскочил, а у него получилось.

При свете настенных факелов Лимн рассмотрел испуганное лицо кормильца шакалов. То ли Масуд, то ли Азиз - одним словом, подручный Ынышара. Это он клялся,

что отпустил Клеха у ворот дворца. Долго разглядывать врага времени не осталось - карлик поспешил вырезать ему мёртвое сердце, плюющееся зелёным бальзамом.

Вытер длинный нож об одежду убитого, огляделся. Вглубь скалы вели ступени. Перепрыгивая через целые пролёты, Лимн стал спускаться. Вскоре он очутился во внутреннем, тайном помещении святилища картау. Пятигранная в плане комната, на каждой стене - по высеченному в камне изображению, все вместе они составляют пятибожие.

И одна из стен бесцеремонно пробита. За ней открывается тайный ход, прорытый недавно. И именно туда ведёт кровавый след. Вернее, много кровавых следов, слоями покрывающих друг друга. Ещё не остывшие капли алеют поверх старых бурых пятен.

Куда ведёт этот кровавый путь, Лимну долго выяснять не требовалось. В Гур-Гулуз, во дворец прекрасной Оксоляны, вот куда! Не выпуская из руки нож, карлик устремился по следу.

Узкий ход, по которому Лимн шёл в сторону дворца царевны, ничем не освещался. Захотелось вернуться за факелом, но Лимн рассудил, что всё равно не заблудится, а светом себя лучше не выдавать.

Ход не ветвился, но изгибался. До Гур-Гулуза идти по нему оказалось неблизко, и Лимн успел многое обдумать. Оказывается, Хафиз об этом подземном ходе знал: как бы ещё он смог попасть во дворец Оксоляны? Выходит, проход от дворца до святилища картау вырыт специально, чтобы избавляться от трупов, а заодно сваливать вину на кочевников. И несомненно, Ынышар в курсе всего...

Место, куда Лимн вышел, немало его удивило. Бывают же такие страшные места! Круглый зал, освещённый факелами, горящими красным пламенем. Нечто среднее между спальней, ареной и пыточной камерой. На полу и стенах - обильные кровавые потёки. В стены вбиты крюки и кольца, на полу в беспорядке валяются разделочные ножи, пилы, клещи. В центре стоит разостланная многоспальная постель, шёлковые покрывала щедро забрызгала свежая кровь.

Вот тут и прерывались жизни наложников: Лейна, Гюльча, Зухра. Верно, и остальных? И Клеха? Вот уж кто не догадывался, в какую петлю суёт голову... Лимн поёжился.

Внезапный стон из дальней части зала, огороженной запятнанными кровью ширмами, привлёк внимание карлика. Лимн заглянул за ширмы и увидел в полутьме под стеной троих: Атая, Клеха и Джамила. Наложники и работорговец полувисели на тяжёлых цепях, к которым были прикованы за руки и ноги. Без кузнеца им не освободиться, с ходу понял карлик.

Клех снова застонал, и, приглядевшись к нему, Лимн чуть не отдал вчерашний обед. Кишечник парня был выпущен на волю и аккуратной петлёй висел на чугунных крюках справа

и слева.

– А, Лимн...
– просипел работорговец, - пришёл нас спасать?.. А мы тут хорошо висим...* * *

Ни изувеченный Клех, ни покуда целые Джамил с Атаем не обрадовались Лимну. Странно? Ещё бы! Карлик предлагал бежать, обещал что-то придумать с оковами, но пленники дворца царевны отмахивались от его слов с горькой улыбкой и советовали не беспокоиться. Отчаяние Клеха Лимн понимал, но наложники?

– Брось, не убеждай их!
– морщась от боли, хрипел работорговец.
– Я уже давно мог убежать, но с ними зря время потратил. Теперь поздно. Таким - не сбегу...

– Мы остаёмся, - с горькой решимостью молвил Джамил, - здесь наша судьба.

– Ага!
– зашёлся каркающим кашлем Клех.
– Их судьба - подохнуть у ног прекрасной Оксоляны. Видел я эту гадину... Цепями бы задушил...

– Прекрасная Оксоляна сильно изменилась, - печально кивнул Джамил, Атай же, звеня тяжёлыми цепями, утёр слезу.

– Изменилась?
– переспросил карлик.

– Она была не такой. Живой, отзывчивой. Нежной...
– взор Атая устремился куда-то в счастливое прошлое. В то, куда сераль прекрасной Оксоляны так и не смог вернуться.

– И что же...
– начал было Лимн.

– Теперь она мертвец!
– перебил его Джамил.
– А мёртвым серали не нужны: они почти ничего не чувствуют. И в этом наше горе!

– Ничего не чувствуют?
– повторил карлик, поскольку Джамил замолчал.

– Я сказал: "почти"!
– поправил его наложник.
– Для нашей возлюбленной не всё потеряно, просто ей нужны, - при этих словах Джамила чувствительный Атай зарыдал вголос, - более сильные ощущения!

Лимн криво ухмыльнулся. Да уж, находясь в этой пыточной спальне, нетрудно сообразить, что за ощущения наложник имел в виду.

– И вам ради её сильных ощущений придётся погибнуть, - подытожил карлик, - не жаль?

– Вы не понимаете, - грустно заметил Джамил, - мы наложники. Страсть - наше ремесло, мастерство, искусство, наша судьба. Мы должны пройти через все испытания страсти, даже смертельные, иначе грош нам цена. Иначе всё бессмысленно.

– Что за бред!
– рассердился Лимн.

– Не бред. Истина, - тихо молвил Атай, - но не всякий её поймёт. Наш долг - помочь возлюбленной, что бы при этом ни пришлось перетерпеть. Всего неделю назад у меня на руках погибал Гюльч - вы знаете, что за отношения нас связывали...

– Ага, я всё видел!
– издевательски поддакнул Клех.
– Незабываемая картина! Прекрасная Оксоляна скакала верхом на Зухре и кромсала Гюльча разделочным ножом, а любезный Атай придерживал товарища и ободрял его ласковым словом. Уроды!..

– Не понимаю, на что вы надеетесь?
– обратился к наложникам Лимн.
– От руки мёртвой царевны погибло пятеро ваших товарищей...

– Четверо, - поправил Джамил, - я считал. Четверо. Первым от нас ушёл Зульфио, за ним Лейн, Гюльч и Зухр.