Мертвые канарейки не поют
Шрифт:
Он навалился на нее, но Рита, готовая к подобному повороту событий, легонько ударила его коленкой под дых. Лев Георгиевич отпрянул и обиженно заявил:
– Эй, ты что делаешь?
– Это вас нужно спросить, Лев Георгиевич. Вы что, только что пытались изнасиловать меня на своем письменном столе в собственном офисе? Вы часто так поступаете?
Барковский, усмехнувшись, сказал:
– Вижу, тебе нравится играть в роковую женщину и недотрогу, Ритка-маргаритка. Что же, это только больше распаляет. Ну что, давай
Рита, чувствуя, что начинает успокаиваться, сказала:
– Трахнете, Лев Георгиевич – как и тогда, у вас на семейном сабантуе, в тайной комнате на вашей даче? То есть против моей воли, одурманенную каким-то наркотиком, с руками, скованными наручниками?
Барковский, снова надвигаясь на нее, ответил:
– Нравится же тебе говорить об этом, как я вижу. Ну, если хочешь, так и сделаем. Опять тебе руки наручниками зафиксирую, а потом изнасилую. Ведь тебе именно этого хочется? Вижу, что хочется! Всем вам, бабам, только такого и надо…
– Даже вашей матушке хотелось? – произнесла Рита, проворно спуская ноги на пол с другой стороны стола, который стал преградой между ней и распаленным Барковским.
– Моя матушка тут при чем? – спросил тот, тяжело дыша, а Рита сказала:
– Ну, она ведь тоже, рискну предположить, баба. Но вы правы, давайте лучше выясним, какую я получу плату за мое новое изнасилование. В последний раз я лишилась матки и возможности рожать. Что вы предлагаете теперь?
Барковский, уставившись на нее, заявил:
– Понимаю, ради папки своего сюда пришла. Ну да, ему ведь реальный тюремный срок грозит, и тебе это прекрасно известно. Но я ведь, как ты сама сказала, серый кардинал в нашем милом городе. Парочка звонков, и обвинения будут если не сняты, то переквалифицированы на гораздо более мягкие. И вообще, если еще психиатрическую экспертизу учесть… Тут ведь скоро амнистия грядет, твоего папашку можно под нее подвести. Можно!
Он поднял вверх палец, и Рита сказала:
– Но, как водится, в жизни ничего не дается бесплатно, ведь так? Что вы за это хотите?
Лев Георгиевич ухмыльнулся:
– Тебя, Ритка-маргаритка. Чтобы ты умоляла меня о пощаде. Чтобы ты плакала. Пока я тебя с наслаждением трахаю. Ты ведь приедешь ко мне снова на дачу?
– Вы предлагаете мне изнасилование в обмен на то, что спасете моего отца от тюрьмы, Лев Георгиевич? – спросила Рита, и Барковский заявил:
– Ну да, это ведь то, ради чего ты ко мне приперлась, Ритка-маргаритка?
Обогнув стол, он ринулся на нее, но Рита, схватив со стола ножницы, предостерегающе наставила их на адвоката.
– Да, это то, ради чего я пришла к вам, Лев Георгиевич. Спасибо за вашу откровенность. Вы снова хотите меня изнасиловать, как и тогда, в первый раз. И мы это вполне можем сделать, только не здесь и не сейчас. Мне приехать к
Барковский, поправив растрепавшуюся седую прическу, заявил:
– Ну да, подваливай, Ритка-маргаритка. Потому что сейчас мы могли бы сделать это по-быстрому, а мне такое не особо нравится. А на выходных у нас будет бездна времени. И я тебе торжественно обещаю: если отдашься мне полностью, то я сделаю так, что твоему папашке на зону ехать не придется. Только не вздумай меня обманывать!
– Как вы могли такое подумать! – заявила Рита. – Кстати, а как же быть с этой глупой курицей, которую для вас обхаживает Гоша? Ну, с первокурсницей с юрфака?
Барковский отмахнулся:
– Ах, она пугливая и тупая. Ехать на дачу боится, я к ней всяческий интерес потерял. А ты та, кто мне нужен, Ритка-маргаритка. Молодец, что приняла мое предложение!
Рита, положив ножницы на стол, сказала:
– Ну, тогда мне пора. Наверняка у вас сейчас важные клиенты. Кстати, скажите, Лев Георгиевич, какая я у вас по счету? Вы ведь наверняка ведете перечень своих жертв. Ну, жертв изнасилований.
Барковский, на лице которого возникла милая улыбка, ответил:
– Что, тебя это тоже заводит? Ну, пару-тройку дюжин бабцов я трахнул. Против их воли.
– То есть изнасиловали, Лев Георгиевич, – подвела итог Рита. – Вы, однако, гигант.
Она оказалась у двери, чувствуя, что ноги у нее подкашиваются. Разговор длился не больше десяти минут, однако она ощущала себя так, как будто провела три часа в клетке с тигром-людоедом.
Каковым, собственно, и был Лев Георгиевич Барковский.
– К чему эта неуместная ирония, Ритка-маргаритка? – проворковал адвокат. – Какая-то ты сегодня прямо… на взводе! Но ты мне такая нравишься даже больше. Кстати, ведь скажи – тебе тогда понравилось?
Странный человек – изнасиловал ее и добивался признания в том, что ей понравилось. Он что, ожидал радостного вопля: «О да, о да, всю жизнь мечтала быть изнасилованной и хочу, чтобы это повторялось по четным числам, а возможно, и по нечетным тоже. За исключением официальных праздников!»?
– До ужаса, – ответила девушка сухо. – До печеночных колик. До умопомрачения. Вы, надо сказать, были на высоте.
Это была уже даже не ирония, а желчный сарказм. Но, что самое удивительное, Лев Георгиевич, похоже, принял ее слова за чистую монету.
Насильник на полном серьезе решил, что жертва в диком восторге от изнасилования. Ну и дела!
– Я так и знал, что тебе понравилось, Ритка-маргаритка… Конечно, классно, что ты снова хочешь повторить наши приключения у меня на даче, но тут такое дело… Есть еще несколько человек, которые… Ну, которым нравятся такие дела…