Мертвый мир - Живые люди

Гилл Полина

Рикки оставалось лишь не спать ночами, обдумывая то, как найти брата. Найти его посреди всего этого дерьма, даже если он продолжит игнорировать ее. Она давно простила его, да и особо никогда не злилась, только обижалась, но младшая Крайтон не могла простить себя: семья-самая важная вещь в новом времени, а она почти что разрушает ее.

Всем хотелось найти Тэда, всем хотелось найти убийц. Всем хотелось жить, всем хотелось отомстить. Противоречия охватывали головы и души выживших, которые еще вовсе не понимали, к чему могут привести их же желания.

***

После найденных знаков, которые оставила мне Дарлин, прикрывая царапины на полу домика ковром, я сразу же двинулась в путь, забывая и об усталости, и обо всем остальном. Тогда в голове пульсировала одна мысль,

говорящая лишь о желании найти их, живыми и здоровыми. Лишь спустя неделю, почти бессонную, когда дни и ночи перемешались, я наткнулась на тех, кого увидеть так отчаянно желала и боялась одновременно. Хотя, точнее будет, если я скажу, что догнала Билла и остальных.

Я вспомнила то, как думала, будто выжила одна, будто все, кто был на станции, погибли. Еще никогда прежде я не радовалась своим заблуждениям так, как в этот раз. Однако Тэда Крайтона среди выживших я не увидела.

Живот Лили стал более округлым, чем я запомнила его в нашу последнюю встречу. Странное чувство посетило меня – я не могла теперь поверить в то, что живое крохотное существо появится среди нас. Мне казалось это каким-то волшебством, потому что неужели мы действительно можем принести в этот ужасный мир нечто большее, чем просто существование. Неужели мы правда можем дать кому-то новую жизнь? На лице Барри, который так и не распрощался со своими часами, читался тот же вопрос, правда, ответ для себя мужчина давно нашел. Он совершенно точно был уверен, что ребенок родится, и ему было плевать, назовут его именем мёртвого Майкла или как-то еще. Барри, да и Лили тоже, просто знали, что этот ребёнок родится.

Спустя месяц жизни в одиночестве, когда я собралась отправиться к каньону, когда просто бродила, думая, что имею какие-то цели, я смогла увидеть в старых знакомых так много нового, что голова пошла кругом. Теперь все, что было для меня привычным, стало странным и неоднозначным.

Лили и Барри сами по себе постоянно вызывали внутри меня бурю эмоций и противоречащих вопросов. Когда-то мне было жаль Лили, после Барри, превратившегося в своего рода игрушку или замену, теперь же мне стало страшно за будущее живого существа, эмбриона в животе женщины. Каждую бессонную ночь перед глазами мелькали безликие образы тех, кто разрушил станцию, - я видела, как убийцы вспарывают живот Лили, выпуская кровь из ее тела, убивая еще не родившегося человека. Вариаций смерти того, кто жил в утробе, у меня появилось огромное множество за прошедшее время – мне все не верилось, что мы сможем его защитить-, и после подобных видений я обычно подскакивала, машинально ударяя себя по лицу, словно приводя в чувства. Мне было стыдно и отвратительно за то, что я не могла увидеть нечто светлое в ситуации, в какой мы сейчас оказались.

Другим красочным примером моих странных взглядов на тех, кого я знала, послужила Бонни. Она казалась честной и отзывчивой, заботящейся о Тони, но спустя какое-то время, я заметила этот страх в ее глазах. Мальчик, который подрос и чуть изменился, теперь напоминая мне Марко своим уверенным, но молчаливым взглядом, служил для веснушчатой, исхудавшей девушки спасательным кругом. Она боялась, и страхи сжирали в ней все самое лучшее, что когда-либо существовало внутри нее. Бонни не могла позволить себе причинить вред Тони Таско, потому что знала, что тогда Роб разорвет ее на части, что тогда он бросит ее, перестанет защищать. Сама она бы не выжила, и это заставляло ее быть хорошей. На ее фоне я не чувствовала себя не так отвратительно, когда видела лишь смерть не рождённого человека. По крайней мере, я была честна.

Когда я встретила Леонарда Гилсона, раньше просто присутствующего в моей жизни, я не ожидала теплой встречи или какой-то радости. Но все это было. Будто за время моего отсутствия что-то произошло с бывшим одноклассником, потому что объятия были действительно родными и какими-то теплыми. Я всегда уважала Леонарда, его воспитанность, уверенность, мужественность и… Проще сказать, что я уважала в нем все. Я видела в нем идеал мужчины, но привлекали меня все равно иные парни, мерзкие и двуличные. В этом, наверное, заключается вся суть женских взглядов: уважаем

одних, влюбляемся в козлов.

Парень, вечно серьезный и вызывающий доверие, теперь показался мне настолько ранимым, что я боялась сказать что-то, что могло принести грусть. Раньше я видела лишь его холодность и холодную рассудительность, будто он жил одними математическими расчетами, теперь же узрела то, что скрывалось за военным воспитанием и огромными познаниями всего, что касается выживания. Не знаю, в прошлом одноклассник казался мне ходячей энциклопедией, сейчас же стал живым человеком. В какой-то момент я решила, что если что-то случится, и придется выбирать лидера – коим я быть не намерена-, мой голос будет отдан Гилсону, потому что Тэда Крайтона рядом теперь нет.

Джин и Марко для меня были посмертным орденом, отданным какому-то герою. Почему-то, в братьях вместилось все самое печальное и угнетающее мою душу. Я никак не могла остаться без них, но и чувствовала уничтожающую боль, находясь рядом. Они сохранили в себе все, начиная с самого начала. Вместе мы видели смерть родных, собственного города, одноклассников. Марко и Джин видели смерть Кловер, они же были свидетелями исчезновения Крайтона. Я любила их так, как не любила никого в своей жизни, я была готова убить за них, так же как была готова разорвать любого, кто причинит вред моей семье, но намеренно избегала общения с братьями. Эта была боль во благо. Вот только я не знала, во благо самой себе или нам всем? Я никак не могла побороть то, что возникало внутри, при одном лишь взгляде Джина. Стоило нам пересечься, как вспоминалось все, что было, как я переживала вновь и вновь уже случившееся, и от этого хотелось умереть. Марко же я и вовсе обещала избавить его от страданий, если участь каждого постигнет его раньше меня. Как можно было смотреть им в глаза после подобного?

Билл и Белчер всего на мгновение показались мне одним целым, будто воплощением какого-то определенного поколения, но спустя некоторое время я поняла, что связь между ними – это вовсе не чувства или привязанность. Это был тот же страх, что заставлял Бонни беспокоиться о Тони. Билл выглядел уверенно, словно ничего его и не тревожило, но в действительности, он все чаще молчал, будто уже отдалялся от группы, будто намеренно уходил от разговоров и совместных посиделок. Старик все реже участвовал в обсуждениях важных моментов, наблюдая со стороны, как родитель, который готовит детей к взрослой жизни. И мне становилось страшно. Тогда я еще не могла понять причины подобного поведения, вечно пыталась заговорить с седым Биллом, старевшим на глазах, но единственным, кого он подпускал к себе, оказалась Алона Белчер. К сожалению, женщина была такой же молчаливой и неразговорчивой, а без ее белого халата я редко признавала ее первое время, не в состоянии привыкнуть к таким переменам. Было почти смешно, что больше всего меня волновало отсутствие такого предмета одежды.

Сэм и вовсе не говорила со мной. В тот момент, когда я догнала их посреди леса, когда Роб был готов открыть огонь, видя во мне угрозу, когда я наткнулась взглядом на светловолосую девушку, то поняла, что встречать ее не хотела. Или не была готова. Слова Гари пронеслись в голове в тот самый момент, вновь заставляя меня увидеть смерть мужчины. А потом этот ее взгляд, взгляд его дочери, которая сидела напротив меня, дожидаясь пока я скажу, зачем же просила ее отойти со мной в строну. Я долго молчала, пока те роковые слова не вырвались из меня. Сэм знала, что ее отец мертв, догадывалась об этом и почти смирилась, но почему-то начала винить во всем меня. Если возникали проблемы, девушка тыкала пальцем в мою сторону, если нужно было что-то сделать, она предлагала мою кандидатуру. Но при этом ни разу не проронила слова в моем присутствии. Так продолжалось до тех пор, пока Вэл Бенсон, с которой мы после той ночи на крыше лишь перекидывались взглядами, что-то не объяснила Сэм. Я не сразу заметила, что Бенсон имеет над девушкой какую-то власть, причем внушительную и ощутимую. Я встретила знакомых и чужих людей, но как оказалось, не только они для меня поменялись, я для них стала другой. Одного месяца хватило, чтобы все изменились, находя новые ориентиры.