Мертвый мир - Живые люди

Гилл Полина

– Ты что, Блэр, берешь это? – я, никуда не спеша, доставала консервы, собираясь сложить их в пустующий рюкзак с вещами лишь первой необходимости, когда голос подруги, искаженный непониманием и удивлением, заставил отвлечься.

– Ну, да, - после недолгой паузы, бросив взгляд в сторону растерянной, но и странно обиженной Дарлин, я лишь пожала плечами, продолжая начатое дело, коленом задвигая один из ящиков. Этикетки на консервных банках были оборваны, но за то время, как мы боролись за любую еду, формы и цвета жестянок можно было научиться отличать.

– Нет, мы оставим это. – я была готова забыть о прошлой

реплики, когда Дарлин вновь возразила, уверенно разворачивая меня к себе лицом. Ее взгляд был серьезным, а брови сдвинулись к переносице: святой альтруист внутри девушки не позволял ей даже подобного.

– Дарлин, я все понимаю, но… -я хотела было начать объяснения, но подруга перебила меня, будто затыкая.

– Все выглядит так, будто здесь кто-то есть, мы не можем взять чужое, потому что этот человек может погибнуть без еды, - она говорила тем уверенным тоном, словно знала, что сюда кто-нибудь вернется. Однако я не собиралась оставлять еду, за которую мы могли попросту начать убивать через пару недель, на произвол судьбы.

– Тебя раньше это не останавливало, - вновь возвращаясь к рюкзаку, будто показательно игнорируя возражения подруги, бросила я, словно желая указать на явное нарушение ее собственных убеждений.

– Это иное, тогда было видно, что там никто не живет! – по настроению Дарлин можно было сказать, что девушка начнет настырно вытаскивать консервы из сумки, после вновь убирая их в выдвижной ящик стола. Я никогда не понимала, что именно служило причиной такого поведения: желание всем помочь или же совесть. Хотя, вероятно, причина здесь была даже не в этом. Вечная вина чувствовалась нами всеми, но Дарлин, более подверженная эмоциям, переживала тяжелее каждый поворот судьбы. Ну почему нельзя просто взять еду и уйти?

– Ну, сделай вид, что и здесь никого нет, - предлагая, по-моему, оптимальный выход, я бросила взгляд через плечо, чувствуя, что стала камнем преткновения.

– Мы не возьмем это, - отделяя каждое слово, переполняя предложение всеми эмоциями, вновь оповестила Джоунс о своем решении. Порой ее альтруизм выводил из себя.

– Нет, возьмем,- словно уподобляясь Дарлин, ответила я, поворачиваясь к подруге лицом, тут же встречаясь с ее взглядом. Кажется, мы были обречены стоять вот так вот, смотря друг на друга, ожидая, пока кто-нибудь не сдастся.

– Не возьмем. – голос все больше походил на рык. Я была вынуждена закрывать собой рюкзак с консервами, потому как верила, что может начаться подобие драки, вызванной простым «ничего».

– Возьмем. – когда лицо Дарлин стало почти что злым, а губы вновь раскрылись, собираясь повторить уже сказанное раньше, я привела весомый аргумент, заранее зная, что выиграла. – Лили нужна еда.

В одно мгновение раздражение на лице подруги исчезло, а сама она будто опомнилась. Пару секунд сомнения и внутренние разногласия заставляли Джоунс недовольно и неуверенно закусывать губы, а после она, кажется, просто смирилась, опуская руки – Лили действительно нужна была пища, да и ребенку в ее животе тоже. Но все же темноволосая выглядела крайне недовольной.

– Если мы встретим человека, живущего здесь, то отдадим ему его еду, - когда мы уже покидали ординаторскую, что когда-то служила убежищем, вновь откликнулась Дарлин, не желая сдаться вот так просто.

– Да, конечно. – я

солгала, потому что была уверена, что здесь мы никого не встретим. Но спорить бесполезно.

Осматривать оставшиеся комнаты или кладовые было глупо и нецелесообразно так как, если тут кто-то жил, он наверняка стянул со всего города оставшиеся вещи в свое укрытие. Освещая коридорчик фонариком, мы возвращались к черному ходу, слыша, как за заблокированной дверью в соседнее отделение скребутся и стонут мертвецы. Казалось, они знали, слышали и чувствовали, что мы сейчас здесь: в их своеобразном способе общения слышались желание и жажда. Чувствуя что-то неприятное, мы поторопились к выходу.

– Блэр, - будто желая отвлечься от мысли о забранных вещах, вновь зовет меня Дарлин, когда солнечный свет становится слишком ярким после пребывания в мрачном медицинском пункте просторного, но мертвого городка. – Нам действительно нужно остановиться… на более длительное время.

– Почему ты говоришь это мне? – сразу же понимая, что подразумевает подруга, я, шагая впереди, задала ответный вопрос, первым пришедший в голову. Я сторонилась всего подобного, не хотелось мне влезать в эту липкую паутину.

– Потому что ты вообще никак не учувствуешь в решениях, которые мы должны принимать, - словно пытаясь одновременно надавить на то, что я стала подобием смиренного раб, выполняющего то, что ему скажут, и упрекнуть меня в подобном, чуть громче обычного, почти возбужденно объяснила Дарлин. – Это должно быть мнение группы, а не только Леонарда, никто не…

– Честно скажу, мне не нравятся ваши споры: вы двое иногда даже не замечаете, что выбираете неправильные варианты просто назло друг другу, пытаясь что-то доказать. Мне это надоедает и бесит. Но еще больше бесит то, что мы все сами возложили на Гилсона ответственность, а теперь противимся его решениям. Просто нужно спросить Лили.

– Она скажет, что с ней все в порядке, как обычно. – похоже Джоунс действительно больше волновали мои слова о беременной женщине, чем упоминание их с Леонардом вечных противоречий, ничем не обоснованных. Скорее всего, Дарлин порой тоже хотела что-то решать, зная, что может это делать, но и Гилсон в этой их «войне» выбрал неправильную политику.

– Значит, с ней все в порядке, - смиряясь с подобным лживым фактом, я продолжала отстраняться, совершенно не желая становиться частью длительных споров. Поймите же, это действительно утомительно: лучше уж наблюдать со стороны, чем принимать в них участие.

– Нет же, неужели ты не видишь?! – кажется, раздражение Дарлин, вызванное всем, чем только можно, никак не проходило, а ее настроение запалило и мой внутренний огонь. Мы обе были на нервах, обе переживали и частично винили себя в чем-то непонятном, но причиной вечного переживания и срывов являлись не усталость или разбитость… Мы все не знали, что будем делать с младенцем и ослабевающей Лили. И эта неопределенность пугала нас до ужаса.

– В любом случае, здесь ничего нет, только зря пробирались, - картинно встряхнув так и не наполнившийся рюкзак, я попыталась перевести тему, ощущая нахлынувшие чувства из-за мысли о младенце. Стоило поразмышлять о подобном, как все внутри становилось заторможенным и непонятным. Ребенок – это слишком большая ответственность, а в этом мире… Это нечто даже странное.