Метаморфозы Уклейкина или быть Добру!..
Шрифт:
– То-то...
– улыбнулся Серёга, а то стоишь перед следователем как, блин, этого козла хромого звали?..
– Чугунов, наверное?
– подсказал не уверено Уклейкин.
– Точно, он, пёс... дотошный!
– Согласен, вредный дядька, - только он не хромал, вроде...
– Не, Вовка: ковылял за милую душу, как треснувшая табуретка нашего школьного трудовика.
– Странно, а утром он строевым шагам, как на параде чеканил...
– А...
– снисходительно махнул Крючков рукой, - тут как раз ничего странного, - это ты, его, оказывается, мил дружок, покалечил... вернее Дзержинский...
– Что
– фыркнул недоумённо Уклейкин.
– Элементарно, Ватсон, помнишь там у него на краю стола такой не слабый чугунный бюст железного Феликса стоял?
– Ну, был... вроде...
– неуверенно согласился Володя.
– Вроде в огороде - а я сам видел, что он теперь с отколотым носом. Так вот, когда ты выходил из кабинета, то так хлопнул казённой дверью, что Эдмундыч всей пролетарской злостью спикировал аккурат на любимую мозоль майора. Это уж мне напоследок Чугунов в сердцах ляпнул.
– Вот, блин, теперь он ещё один ядовитый зуб против меня наточит...
– опечалился Володя, - кругом засада...
– Да ладно, - перетопчется гусь лапчатый, тоже мне Мегре районного разлива. - Ну, так вот: стою я пред ним в кабинете, как кролик перед удавом, и не знаю, что и как лучше соврать, чтоб тебя не подставить случайно - ведь я ж ни сном, ни духом, что с тобой на самом деле приключилось... В общем, он, собака, меня и так и сяк пытает, - но, печёнкой чую - всё в молоко, аж красней варёного рака стал, болезный, от злости.
– Спасибо, Серёга, я никогда в тебе не сомневался - ты настоящий друг, а что до моего так называемого дела, то, если честно, я и сам ни хрена не понимаю: что, когда и как это было, если вообще было, сплошной бред какой-то.
– Гм...а, мне, майор, сказал, что, дескать, ты по дороге с моей свадьбы поколотил немца какого-то... и, вроде, даже улики есть, - насторожился Серёга, внутренне готовый принять любую горькую правду, но кровь из носу помочь попавшему в беду верному товарищу.
– Да липа всё это. Вот сам, Серёга, смотри. Я от тебя ушёл с синяками где-то в два ночи и при тебе же вот тут же в комнате рядом с диваном очнулся спустя почти двое суток. Так?
– Факт! ты ещё всё чёрта какого-то поминал почти по матушке перед пробуждением, как сейчас помню, и весьма убедительно должен заметить, - подтвердил, слегка иронизируя, Крючков.
– Погоди, не смейся... и до чёрта дело дойдёт, - таинственно понизил голос Уклейкин до шёпота и чуть ощетинившись, огляделся по сторонам, - тут, похоже, Серёга, без него не обошлось...
– Брось, брат, что за ерунда! ты ж фактически учёный человек, какой к ляду чёрт и прочая метафизика, может ты, дружище, просто болен или ещё что...
– разочарованно отреагировал Крючков, думая, что Володя всё-таки чего-то не договаривает или путается.
– Серёг, блин, ты - спросил, я - ответил! Хочешь слушать - слушай, нет - до свиданья, - у меня дел, как песка в пустыне, - в свою очередь обиделся на недоверие товарища Володя.
– Ладно, ладно, чего ты сразу в штыки...
– безобидно огрызнулся Крючков.
– Только, смотри, Серёга, - это строго между нами...
– подчеркнул Уклейкин.
– Могила... зуб даю, - и Серёга, зацепив ногтём большого пальца передний левый резец, известным среди подростков характерным жестом, очертил в воздухе что-то типа знака Зорро из одноимённого фильма, убедительно подтвердив данное
– Так вот, когда ты ко мне пришёл, уж не знаю с чего: то ли с тяжёлого похмелья после твоей свадьбы, то ли ещё с чего - перед самым пробужденьем во сне мне действительно привиделся чёрт, вернее, я его - не видел, но так явственно слышал, что показалось что он реальный. Опять-таки во сне, ведь иное состояние, я, как человек фактически учёный, говоря твоими словами, отмёл напрочь, - ну, и в пух и прах разругался с ним, то есть с чёртом. А после виртуальной перепалки - пока остановимся на этом термине - я, совершенно заслуженно и по делу, послал его туда, куда обыкновенно русский человек от всей души посылает всевозможных гнид, а он, гад, в свою очередь пригрозился, что, теперь, мол, мне крышка - и все неприятности, которые только возможны в мире - отныне мои.
– Ну!?
– перебил Серёга друга, нетерпение, которого, к разворачивающемуся странному сюжету перевесило предвзятость и неверие, сложившееся поначалу.
– Ну, и понеслась, блин, жизнь по кочкам! Ты ушёл, а к вечеру Петрович, с почтового ящика приносит повестку к следователю Чугунову, которая оказывается отчего-то прошлогодней. Затем выясняется, что это просто опечатка, и я, естественно, не явился в срок на допрос. Но в связи с этим, как ком с горы, вдруг, наезжает участковый и чудом меня не упекает на пятнадцать суток - спасибо дяде Васе - выручил. А когда через сутки я являюсь в кабинет майора, то он мне выкатывает обвинение от какого-то Карла, которого я, возвращаясь ночью от тебя, как бы ударил своим мобильным по его лысой голове! И при этом на телефоне будто бы мною сброшенном как улику в кустах на соседней улице обнаруживается его перхоть, а некий свидетель Копытов, любовавшийся в эту тёмную пору красотами Москвы, всё это видел и подтвердил! В итоге - мне повестка о не выезде из города и в скорости - суд. А я вот тебе, Серёга, крест даю, - ни черта не помню, как на автопилоте от тебя до себя на бреющем полёте дотащился, а что б ещё и такое - ни в жизнь. Ну, и как тебе, брат, такой расклад?!
– Да, извини, дружище, действительно жесть...
– есть от чего тронуться...
– Ты это о чём?..
– как-то рассеяно переспросил Володя, целиком поглощенный злосчастными туманными воспоминаниями.
– Прости, не так выразился...
– смутился Серёга, - Я имел в виду, что есть от чего голове кругом пойти...
В любой другой раз Уклейкин бы зацепился бы за подобный неприятный намёк пусть даже из уст лучшего друга, но сейчас, он фактически пропустил это мимо ушей, ибо, ему, было, совершенно необходимо выговорится, поделится с близким человеком горем, что бы стало хоть чуть-чуть легче. И лучшей отдушины, чем Серёга Крючков на тот момент времени во всей Вселенной не существовало.
– Вот и я про то... Так это ещё не всё...
– выдохнул Уклейкин, безуспешно похлопав по карманам в поисках сигарет.
– Ну, не томи, Вовка, дальше-то что?
– торопливо дал ему закурить Серёга.
– А дальше, - больше. Выхожу из милиции и прямиком к Лефортовскому парку дух перевести. Вдруг, у его центрального входа, как десантура с неба, - цыгане, которых, между прочим, я лет десять тут не встречал: шум, гам, "не погадать ли и вам" и прочий балаган. А через полчаса - бац!
– обнаруживаю, что у меня ни паспорта, ни денег, ни часов...