Метаморфозы Уклейкина или быть Добру!..
Шрифт:
'Марс угрожает нам ратной силой,
Он семьдесят раз вынудит проливать кровь.
Крах соборов и всех святынь.
Уничтожение тех, кто о них не пожелает слышать'...
...и учитывая, что вышеупомянутый Чёрт, согласно представленным нотариально заверенным документам архива города Монпелье является наследником знаменитого предсказателя Мишеля де Нотр Дама Прованского, пророчество которого с нашей стороны подверглись сырой критике, в той смысле, что, поскольку, до сих пор официальной наукой не представлены 100% доказательства того, что на Марсе не существует разумной жизни, и, следовательно, наличествует не нулевая вероятность 'кровавой' угрозы землянам 'ратной силой Марса' до 'семидесяти'
– Уф...
– кисло выдохнул Уклейкин, - курам на смех: после таких вот извинительных опровержений либо коллеги по цеху засмеют либо в психушку упекут.
– А, по-моему, - начала его успокаивать Наденька, - вполне сносно... не смотря на очевидный бред всего происходящего - ведь формально ты написал всё верно, а для Сатановского - это сейчас главное... он тебе про выборы намекал?
– Прямым текстом так и сказал, мол, сейчас - никаких скандалов с газетой - предвыборная жатва на носу...
– подтвердил Володя.
– Ну, вот... так что, не волнуйся, Володенька, у тебя и так переутомление: всё рано или поздно забудется, да и не думаю, что кто-то это воспримет всерьёз... скорее, как некий розыгрыш или шутку.
– Эх, Наденька, твои бы слова да Богу в уши, а то эти чёртовы метаморфозы - меня действительно до жёлтого дома доведут...
– Что бы ни случилось, милый..., я не брошу тебя, - повторила она гораздо твёрже, чем в первый раз, ставшие святыми для Уклейкина слова, которые вновь, словно чудодейственным исцеляющим елеем, успокоили изрубцованное жгучей неопределённостью метущееся сердце его: 'я не брошу тебя', 'я не брошу тебя', 'я не брошу тебя', - и добавила:
– А на счёт Бога, ты - прав, после того, как завтра съездим к Ирине Олеговне надо обязательно найти время и сходить в ближайшую же Церковь или... постой...
– на секунду задумалась она, - вспомнила: тут недалеко в Карачарове храм есть, а там - Отец Михаил - школьный друг моего папы - настоятелем служит.
– Удивительный человек: он родителей венчал, потом меня крестил, а уж как прихожане его любят за доброту и мудрость - это и вовсе словами не выразить. Всё: решено, рано утром в ближайшее же Воскресенье пойдем в Церковь - тебе надо обязательно поговорить с ним, исповедоваться. Если б ты только знал, Володенька, - всплеснула она восторженно руками, - какие порой чудеса случаются с людьми, которых измучили хворь и всевозможные злоключения после откровенных бесед с Отцом Михаилом... Я, надеюсь, ты не возражаешь, дорогой?..
Володя, который всего пару часов назад мог только лишь грезить о подобном отношении к себе со стороны бесконечно обожаемой им Воскресенской, сейчас пребывал в состоянии чем-то схожим с тем, в котором был, гадкий утёнок Андерсена преобразившийся в прекрасного лебедя; он уже совершенно не представлял, каким образом мог бы сбрасывать свинец проблем со своих крыльев без её чуткого участия. Все её, внешне очевидные и простые советы,
– Что ты, Наденька... напротив, в моём положении - это твоё решение кажется очень своевременным, если не сказать, - и, возможно, единственным: спасибо тебе, я даже не представляю, что бы без тебя делал...
– тут же признался он ей в только что сформировавшихся потаённых мыслях.
– Не стоит благодарностей, - тактично заметила она и чуть настороженно спросила, - а ты, Володенька, крещёный?
– Да... ещё с детства, - подтвердил он и сам себе задал вопрос: 'а ведь и в самом деле: как это я раньше сам не сообразил - это как раз то, что является, едва ли, не самым действенным противоядием от всякой потусторонней нечисти, если предположить, что она действительно существует...'
– Слава Богу, - обрадовалась она, - можно сказать, полдела сделано, а остальное от нас с тобою зависит, верь мне - всё будет хорошо...
– Я верю тебе, Наденька... и... люблю...
– наконец материализовалось его святое чувство в слова и, покинув пределы его сущности, обрели ещё одно новое вечное и благодатное пристанище.
И её, женское сердце вновь и уже окончательным согласием дрогнуло, откликнувшись полной и безоговорочной взаимностью. Впитав в себя все его переживания, надежды и сомнения, Наденька, одёрнув штору, одарила Володю, небесным поцелуем такой божественной нежности, что он едва не потерял сознание от безграничного блаженства, равного, которому, пожалуй, нет во всём Мироздании со времени его сотворения.
Мгновенно вспыхнувшая обоюдная страсть уже было швырнула их, как очередную дань, к ногам Эроса, и они почти слились в не контролируемом мозгом хаотическом нежнейшем лобзании друг друга, как, вдруг, с улицы раздался душераздирающий вопль, резко оборвавший сей волшебно-интимный процесс, являющимся едва ли не самой сладостной составляющей Любви:
– Караул, шпионы!!!
И постепенно, как снежная лавина, также неудержимо начал ускоряясь, нарастать людской гул разноголосых жильцов, угрожающе окружающих эпицентр очередного происшествия, из которого перманентно можно было разобрать лишь весьма сочные и забористые непечатные тирады.
– Ну, что там, блин, опять стряслось?!..
– вздрогнул Уклейкин, в глубине души проклиная противный фальцет неугомонной старухи Звонарёвой, который он, вынужденно, запомнил, как некий символ вопиющего облома, до конца дней своих.
– Не знаю...
– также растерялась Надежда, с трудом сдерживая схожие с Володиными эмоции крайнего возмущения столь бесцеремонно вторгшимся безумным воплем в их сугубо личную и почти полностью состоявшуюся интимную жизнь.
– Но, вероятно, на надо помочь...
Уклейкин, категорически недовольно подошёл к окну, и, увидев, как возбуждённые соседи во главе с неутомимой бабой Зиной окружили двух представительных дядек внушительной комплекции и что-то настойчиво добивались от них. Таким экстренным образом выдернутый, как не дозрелая морковка из грядки, из сладострастного ложа неги любви, он вынужденно вспомнил, что среди прочего является действующим членом народного штаба. И в этом новом качестве был оставлен для связи и наблюдением за складывающейся вокруг дома обстановкой. Невыносимое в данном контексте чувство общественного долга, путь и с микроскопическим преимуществом, но на удивление одолело природный инстинкт: