Метелица
Шрифт:
— Тут такое было, Елизавета Вячеславовна, что и напутать немудрено. — Глаша покачала головой, вздохнула прерывисто. — Вот забрали человека, месяц уже… А вины его никакой.
— Невинных людей у нас не забирают, можете мне поверить, Глафира Алексеевна. Эти волки ягнятами прикидываются, когда в западню попадают. Такова уж их натура. Один мой знакомый следователь еще до войны такое рассказывал!.. Боже мой, какие они все добренькие на следствии!
— Но Тимофей Антипович взаправду добрый человек. Он и о Сашке заботился, и о всех хлопятах. Вы
— Ну, это мне лучше знать! — Она поджала губы, прошлась по горенке, потом глянула на Лазаря, на Глашу и переменилась в лице. — Глафира Алексеевна, миленькая, простите меня ради бога. Я так взволнована, сама не знаю, что говорю. Голова кругом идет. Конечно же, если он ни в чем не виноват, его отпустят. Я обещаю вам поинтересоваться его делом. Но вы такие добрые, доверчивые… Поймите меня правильно. Вы не обиделись за мою резкость, нет? Нервы, понимаете, сдают… Я сама не терплю несправедливости, поверьте. С этим разберутся, честно и добросовестно, знакомые моего мужа — он погиб в чине генерала!
— Бяда-а, — вырвалось у Лазаря.
— Что вы сказали, Лазарь Макарович?
— Я так, я разве што-нибудь? Не-не, — запутался Лазарь.
Он с опаской покосился на генеральшу и почувствовал к ней недоверие. Что-то недоброе говорит она о Тимофее. А как тут разобраться во всем этом? Вот если бы сам Тимофей поговорил с ней или Антип Никанорович… Ага, Антип Никанорович! Надо сказать ему, предупредить. Никанорович разумный мужик, разберется.
— Вы отдохните, а я поесть приготовлю, — спохватилась Глаша. — Голодные, видать, с дороги.
— Не беспокойтесь, я сыта. Может, Сашенька… Во сколько поезд на Гомель?
— В полдень один и под вечер, — сказала Глаша и растерянно поглядела на Сашу, на Лазаря. — Погостили бы у нас. А Сашу вы прямо сегодня?.. Ему ж и со школой надо там…
— Милая вы моя, ну конечно же сегодня! Мальчика срочно надо к врачу. Боже мой, подумать только… Со школой, вы говорите? Какие пустяки! Я все уладила. — Она поглядела на маленькие часики на руке. — Время еще есть, мы побудем до вечера. Я понимаю, вы привыкли к Сашеньке, он такой милый мальчик… Но мы ведь рядом, час езды. Вы будете приезжать, да? А летом мы к вам. У вас такой прекрасный воздух, для Сашиного здоровья хорошо. Сашенька, сынок, тебе нравится в деревне?
— Ага, наравицца.
— Боже мой! — перепугалась генеральша и схватилась за уши. — А на первый поезд мы не успеем? Уже поздно? Я бы его сегодня к врачу… Ничего, ничего, мы побудем до вечера.
Глаша кинулась хлопотать у печки, а Лазарь потихоньку юркнул в сенцы, потом на улицу и заторопился к хате Лапицких.
15
К полудню вся Метелица знала о приезде Сашиной матери, вдовой генеральши Поливановой. Артемка, а за ним и другие хлопцы разнесли эту весть по деревне в один момент.
Знал о приезжей и Антип Никанорович. Любопытствовал взглянуть на генеральшу, но было неловко сунуться незвано в
Он пересушивал свежую бульбу и корзинами относил в подполье, когда во двор влетел Лазарь.
— Бяда, Никанорович! Ой, бяда! — запричитал он от самой калитки. — Сашку отымают. За што? Скажите, ради бога, за што?
Антип Никанорович поставил корзину и развел руками.
— Родная матка… Чего ж поделаешь.
Лазарь просеменил через двор и бочком присел на крыльцо. Нижнюю губу он отвесил и растерянно моргал, бессмысленно шевеля пальцами рук на коленях. Весь его вид был жалким и беспомощным.
— За што, Никанорович? Сашку отымают… — повторял Лазарь плаксивым голосом. — Ой, бяда! Она ж, генеральша, штой-то задумала недоброе. Грозилась Тимофею. Захар ей наговорил там об Сашке… Идтить надо, Никанорович, втолковать там чего. Может, оставит Сашку?..
— С Захаром говорила? — обеспокоился Антип Никанорович. — Об чем же?
— Не знаю. Пойдемте к нам… Целый год Сашка по документам у нас… Ай закон какой имеется — не отдавать, Никанорович?
— Чего ты толкуешь…
Ему было жалко Лазаря, который надеялся невесть на что, и хотелось успокоить, утешить этого большого ребенка, но тревога за Тимофея заслонила все другие чувства.
Разузнал, долго ли пробудет Поливанова, когда уезжает, и обещал зайти немного погодя, чтобы его приход выглядел как бы случайным.
Лазарь повздыхал, поохал и ушел.
Антипу Никаноровичу не терпелось кинуть все и пойти к этой генеральше, но он выжидал время и, только переносив в подполье всю бульбу, направился к хате Лазаря уже далеко за полдень. Он так и прикидывал — застать ее накануне отхода на станцию.
Поливанова взглянула приветливо, но когда узнала, что он батька Тимофея, строго стиснула сердечком подкрашенные губы и вздернула тонкую бровь.
— Значит, вы и есть отец того самого директора детдома? — спросила она, ощупывая Антипа Никаноровича колючим взглядом.
Он утвердительно кивнул и насторожился, озадаченный ее враждебным тоном.
Подбежал Лазарь, суетливо потянул его через горницу, усадил на табуретку.
— Батька он, батька Тимофея. Антип Никанорович. Он вам все расскажет, Елизавета Вячеславовна, — тараторил Лазарь. — Я што? Я так… С ним поговорите.
— О чем же?
— Об Сашке. Он все как есть знает. А Захар поклеп возводит.
Поливанова пожала плечами и сухо сказала:
— Вы уж простите, Лазарь Макарович, но говорить об этом я предпочитаю в официальной обстановке. — Она увидела выходящего из хаты сына и забеспокоилась: — Сашенька, ты куда? Ах, мальчики пришли проститься… Только недолго, сынок, мы сейчас уходим. Дай им конфеток.
Антип Никанорович шел с намерением узнать, что ей нашептал Захар, поговорить откровенно и рассказать правду о Сашке, даже надеялся через нее как-то помочь Тимофею, но с первых же минут понял: говорить с этой заносчивой генеральшей бесполезно. Не защитника, а нового врага нажил Тимофей.