Мэвр
Шрифт:
«Ну, не может же быть, чтобы проблема была в рукавах?» — думает Юдей. Подходит очередь Хэша. Он спокойно подходит к будке, просовывает в окошко удостоверение. Офицер ждёт, пока гигант уберёт руку, чтобы ненароком не коснуться его.
Для Юдей всё становится на свои места. Может быть, контрольные пункты на каждом шагу и защищают от шпионов извне, но также они призваны защитить людей от того, что внутри. Например, от выходцев из других миров. Даже если они постоянно рискуют своей жизнью ради вас.
«Скоты».
Книжицу Юдей мусолят так же долго,
— И так всегда? — тихо спрашивает она, пока они ждут директора.
— Меры безопасности, — отвечает Хэш. Юдей вскидывать голову, но прочитать хоть что-то по лицу охотника невозможно, как она не пытается.
«Вряд ли он сам в это верит».
— Ох, что-то я сегодня проголодался. А вы? — спрашивает Мадан, забирая удостоверение и козыряя невозмутимым истуканам по обе стороны от входа. — Нет, всё же Реза тот ещё тиран. Так вымуштровать мальчишек, подумать только!
Кафетерий представляет собой огромное помещение с десятками длинных столов, в котором ручейки отдельных разговоров сливаются в огромную реку и окатывают каждого вошедшего с ног до головы. Юдей так и вовсе тушуется, отступает от тихо беседующих Мадана и Хэша и идёт, исподволь посматривая по сторонам. Вот какая-то компания взрывается громким смехом, другая перестреливается очередями терминов, о значении которых остаётся только догадываться, третья ведёт чуть ли не великосветскую беседу за бокалами вина и коньяка. Снуют туда-сюда люди в белых комбинезонах и толкают перед собой уже знакомые Юдей столики, заполненные тарелками, кувшинчиками и чайниками. Звякают вилки и ножи.
— Юдей! — зовёт Мадан. — Запомните вон тот стол. Не то чтобы в нашем кафетерии есть строгое разделение, но так сложилось, что фюрестеры облюбовали тот уголок, так что мы решили за ними его закрепить.
Стол, на который показывает директор, будто бы специально находится чуть в стороне от всех.
— За ним для вас всегда будет место, Юдей. Правда, Хэш?
— Да, — глухо отзывается гигант.
— Вот видите!
Лёгкая полуулыбка не сходит с губ Юдей. Она бы никогда в этом не призналась, но ей нравится это место. Его насквозь пропитывает энтузиазм, и не тот приторный, который источает Мадан, а настоящий, который исходит от горящих своим делом людей. Правда порой взгляды, которые ловит на себе новоиспечённая охотница, отдают хищным любопытством.
«Препарирование объекта, — вспоминает Юдей и мурашки бегут по спине. — Прекрати».
— Прежде, чем сесть за стол, нужно сообщить нашему повару, чего изволите, — вновь обращается к новой сотруднице директор. — Он настоящий мастер, так что можете не сдерживаться.
— Но…
— Поверьте, он действительно может приготовить всё. Некоторые блюда придётся подождать, но, поверьте, оно того стоит.
Широкое окно обрамлено цветной плиткой. За небольшим прилавком в таком же комбинезоне, как и снующие по залу работники
«Не может быть», — думает Юдей.
Люди подходят, здороваются с шефом, заказывают. Он постоянно говорит, успевая при этом писать в крошечном блокноте и отрывать листы. Его взгляд скользит по очереди, пока не натыкается на Юдей. Улыбнувшись, повар подмигивает ей и кивает собеседнику.
Мадан, Хэш и Юдей встают в конец очереди. Двигается она быстро, но женщина всё равно удивляется тому, что директор не пользуется своим положением. К нему вообще за всё то время, что он находится в кафетерии, никто не подходит; так, пара человек пожали руку и пожелали приятного аппетита. Большая часть сотрудников СЛИМа Мадана и выходца из другого мира просто не замечают.
— Они вас боятся? — спрашивает, наконец, Юдей после того, как человек в заляпанном белом халате равнодушно скользит взглядом по странному дуэту.
— Со мной им не о чем разговаривать, — отвечает Хэш.
— А я не люблю всей этой суеты, — говорит Мадан. — Для рабочих вопросов есть приёмное время, а здесь мы отдыхаем от трудов праведных!
Оба ответа кажутся ей заготовленными, но она решает пока придушить любопытство.
Когда подходит очередь, улыбка вновь освещает лицо повара.
— Поверить не могу, — говорит он с характерным гнусавым акцентом, — ещё один сапранжи?!
Юдей смущается и хочет отойти, но прямо за ней стоит Хэш и, сам того не ведая, перекрывает путь.
— Я… я выросла здесь…
— Все мы выросли здесь, деточка, — цокнув, заявляет шеф. — Но только некоторым из нас сыпанули золота в глазки, так? Чего будешь?
— Я… в первый…
— Тогда всего по-немногу, держи, — говорит он и выставляет дощечку с номером семнадцать, счастливым числом на родине сапранжи.
— Спасибо, — шепчет Юдей и только теперь понимает, что всё это время могла сделать шаг в сторону. Хэш склоняется к окошку и повар мгновенно переходит на сапранжийский диалект басы, общепринятого языка Восточной Великой империи. Юдей ничего не понимает, а Хэш, неожиданно, улыбается и отвечает на том же наречии. От окна он отходит с цифрой четыре. Разговор Мадана, при том, что он не прекращает улыбаться, короток и, судя по всему, максимально функционален. Свою цифру директор закрывает ладонью. Втроём они направляются к столу в левом крыле комнаты.
— Запомните это место, Юдей, — повторяет Мадан, занимая стул напротив женщины строгого вида, — стол фюрестеров. Хак Арева собственной персоной! Ваш будущий ментор и мучитель. Хак, знакомься, Юдей Морав.
Хэш занимает место рядом с пожилой охотницей, поэтому Юдей садится рядом с директором. Впрочем, она пропускает одно место, оставляя барьер, что не укрывается от внимания присутствующих. Мадан поджимает губы, снимает пиджак и вешает его на спинку свободного стула. Хак поднимает глаза, долго смотрит на Юдей и одобрительно хмыкает. Хэш просто смотрит.