Мэвр
Шрифт:
— Куда он выходит? — тихо спрашивает Юдей.
— Большие конюшни с восточной стороны, — отвечает Хэш.
— Там же служебный гараж.
— Да.
— Но сотрудники…
— Некоторые в курсе, а другие не задают вопросов. Университет хорошо платит, а ибтахины следят, чтобы не возникало более выгодных предложений.
Лифт двигается медленно. Ибтахины тихо разговаривают, перекидываясь шутками. Фюрестеры погружаются в собственные мысли. Кабина замирает, мотор коротко взрыкивает. Шофёр сразу берёт высокий темп. Под колёсами шипит гравий, пока мобиль не покидает территорию Университета.
Юдей
«Пасмурно».
Юдей хочется выпрыгнуть из мобиля и скрыться в переулках Мохнатого угла, куда они, судя по специфическому запаху подгнившего мусора и сырой штукатурки, въехали несколько секунд назад. Ночью туман отступает, оставляя город тревожно парить в бескрайней черноте неба и бездне морских вод.
Вопреки знакомым местам, запахам, атмосфере Юдей чувствует, что Хагвул изменился. Как будто неведомая злая вола поставила на город свою печать, заявив на него права. Странное напряжение патрульных, расставленных тут и там не смотря на глубокую ночь, цветные фонари на каждой улице, открытые и гудящие многоголосьем кабачки, обычно пустующие по будням. Шальное, болезненное веселье.
«Откуда?» — думает она, впрочем, быстро оставляя эту мысль позади. Юдей едет не на прогулку, а на опасное задание, с которого, если верить опытной охотнице, может не вернуться. Расставаться с жизнью не хочется, поэтому она начинает повторять про себя уроки Хак и Хэша, пока они не смешиваются в монотонный речитатив, смахивающий на молитву. Так, погрузившись внутрь себя, она оставляет изменившийся Хагвул за пологом грузового мобиля.
>>>
— Приехали, — говорит кто-то за мгновение до того, как мобиль резко тормозит. Юдей наваливается на Хэша и выходит из транса. Пассажиры срываются с места, её подталкивают, чтобы она выходила и не мешала выгружать оборудование. Охотница приходит в сознание только снаружи.
Холодный октябрьский воздух обдаёт лицо. Юдей понимает, как долго томилась в застенках СЛИМа. Пока она, задрав голову, рассматривает бархатистую небесную твердь высоко-высоко над головой, ибтахины разворачивают оперативный штаб, натягивают тент, собирают диковинное устройство из тонких медных труб, катушек и поблескивающих золотом пластин. В стороне разминается Хак. Механизм на её ноге беззвучно двигается, выступы обращаются чем-то вроде поршней, ученица с благоговением наблюдает за наставницей. Да, она замечала раньше, что порой пожилая охотница движется скупо, будто экономит движения, но никогда не думала, что это может быть связано с болезнью.
«Наши тела так быстро восстанавливаются, — думает Юдей. — Что с ней случилось?»
Тем временем Хак вытаскивает из кузова кханит, придирчиво осматривает его и прислоняет к стене. Второй отправляется обратно. Юдей думает, что и ей стоит позаботиться об оружии, потому не смотрит на наставницу и не видит, как тщательно та отбирает третий кханит.
— Держи, —
— Не холодно? — спрашивает он, пока Юдей неумело затягивает портупею.
— Нет.
Кое-как она справляется с застёжками и только потом берётся за тцаркан. Ощущения… странные. Ей никогда прежде не приходилось держать огнестрельного оружия, и тем более — такого экзотического. Юдей ждала, что будет чувствовать омерзение, но холодная тяжёлая рукоять и вибрации от движений существа наводят на мысли о силе и власти.
— Не увлекайся игрушками, — говорит Хак, подходя с двумя кханитами. Один она бросает Хэшу, другой Юдей. Та едва успевает сунуть тцаркан в кобуру и поймать боевой шест.
— Реза почти закончил, сейчас будет инструктаж. — Охотница кивает сыну и поворачивается к ученице. — Помни, о чём я говорила. Не высовывайся, но не бойся действовать. И будь осторожна.
Тон, походка, даже взгляд Хак настолько отличаются от привычных Юдей, что она готова поверить, что перед ней другой человек. Пожилая охотница водит носом из стороны в сторону, пока не замечает крысу, роющуюся в куче мусора в безымянном переулке неподалёку. Плавность, с которой Хак шествует по коридорам СЛИМа изменяет ей. Проскакивают нервные угловатые движения. Юдей кажется, что диссонанс в стройной гармонии становится куда заметнее и вызван он дефектом, бороться с которым должен наколенник.
Хэш ловит взгляд старой охотницы, та быстро качает головой и отворачивается.
Гигант вёдёт себя по-другому. В нём появляется что-то от хищника, вышедшего на ночную охоту: глаза сверкают ярче, чем обычно, на губах играет улыбка-оскал, черты лица заостряются. Он то и дело переступает с ноги на ногу, делает крохотный шаг вперёд, потом назад. Хэш смотрит в одну точку, но Юдей уверена, что видит всё вокруг.
— Мы готовы, — тихо говорит ибтахин и чуткое ухо Юдей улавливает в голосе дрожь.
Фюрестеров проводят под навес, разбитый около машины. Тяжёлую ткань закрепили на борту мобиля, вытянули на пять метров и закрепили на длинных шестах. Реза Ипор стоит возле диковинного прибора. Он состоит из золотых и медных пластин, покрытых мелкими механизмами. Юдей доводилось слышать о подобном, но теперь она вживую видит вычислительную машину Университета.
— Центром получена информация о вторжении, — начинает Реза. — Судя по колебаниям кхалона — крупные особи.
— Особи? — переспрашивает Хак. — Их несколько?
— От двух до пяти.
— Нас мало. Пятерых не потянем, — задумчиво говорит охотница. Разговоры замолкают. Люди потихоньку осознают, что шанс встретиться с кизеримами для них велик, а вот пережить эту встречу — нет. Юдей же нагоняют сразу и страх, и неуверенность. Она сравнивает себя и наставницу, понимает, что мало чем отличается от ибтахинов. Что поднимает в её душе волну ненависти к Мадану Наки, который отправил её на убой.
«Экзамен… Что я вообще здесь делаю?», — вертится в голове. Юдей совсем не готова. Рукоять кханита становится мокрой от пота.