Мэвр
Шрифт:
— Доброго вечера! — говорит он с жизнерадостным энтузиазмом юного студента. — Как проходит день?
Синяк на лице охотницы посветлел, но всё ещё не сошёл, от чего улыбка выходит кривой из-за спазма в левой скуле.
— Спасибо, всё хорошо, — отвечает она. — А ваш?
— Насыщенно, — тянет директор и смотрит на Хак. — Что скажете о своей ученице?
Наставница фыркает, отказываясь играть в благовоспитанную беседу. Юдей замечает, что её собственная рука, лежащая на столе, почти касается ладони Хэша. Представить страшно, каково это — держаться за руки на виду у всех. Фантазия длится
— Хэщ? — Мадан переводит внимание на гиганта. — Как оцениваешь подготовку Юдей?
— Хорошо.
Директор хочет спросить что-то ещё, но охотник перелистывает страницу и погружается в чтение.
— Что ж… — Мадан выглядит смущённым. — У меня есть одно сообщение, но, пожалуй, я оставлю его до десерта, с вашего позволения.
Никто не возражает.
Едят молча, это уже стало традицией. До происшествия на полигоне Хэш иногда присоединялся к Юдей за завтраком и тогда они болтали. Нескончаемый разговор о том, о сём состоял из перевранных, безбожно, историй, но от того они не становились менее интересными. Неизвестно, для чего это нужно было гиганту, но для Юдей эти утренние часы были чем-то вроде индикатора. Она видела, что изменения, произошедшие с её жизнью не такие уж кардинальные. Да, она заперта под землёй, привыкает к побоям и готовится сражаться с тварями, превосходящими кошмары безумцев в десятки раз, но всё же в ней осталось что-то светлое и хорошее. То, что наполняет её счастьем помимо воли и даёт силы выдержать ещё один день.
Теперь же Юдей, в основном, ловит на себе взгляды учёных и пытается догадаться, знают ли они о том, что произошло?
Когда скромный ужин подходит к концу, и все остаются при чашках или бокалах, Мадан демонстративно кашляет, чтобы привлечь внимание.
— Друзья, — начинает он, но оглядев стол быстро понимает, что такое определение компании за столом подходит слабо. — Коллеги. Я бы хотел, чтобы мы подняли бокалы за нового фюрестера в наших рядах, настоящего охотника на кизеримов, который, пусть не без хлопот, но всё же влился в нашу компанию! За две недели обучения Юдей Морав!
Директор тянет фужер вперёд и все по очереди с ним чокаются. Бокал Хак с красным вином хрустально поёт, глинянная кружка Хэша отзывается глухим щелчком, а пиала Юдей из тонкого форфора целомудренно звякает и тут же замолкает. Фюрестеры не понимают, к чему ведёт Мадан.
— Скоро вторжение. — Директор переходит на деловой тон. — Наверняка, что-то рядовое. Я решил, что в оперативный отряд войдёт и Юдей. Пусть увидит каково это, работать в поле. Может быть, Юдей, — взгляд в сторону охотницы, — представиться случай продемонстрировать свои умения!
Юдей переводит взгляд с Мадана на Хак и Хэша. Гигант отставляет кружку, хмурится и неприязненно смотрит на директора. Пожилая охотница медленно делает глоток и встречается с Маданом взглядом.
— Она не готова.
— Дорогая Хак, никто не готов, пока не нюхнул пороху!
— Она может погибнуть.
— Но там же будете вы и Хэш! В такой компании и я бы не побоялся выйти против кизерима. Даже посочувствовал бы ему.
— Наки…
— Помните, мы дог…
— Охота — дело не только сложное, но и опасное. Я не хочу отвлекаться
Обстановка накаляется враз. Хак, конечно, из тех, кого боятся и уважают, но и Мадан стал директором отнюдь не за дружелюбную манеру общения с подчинёнными. Он хитёр и умеет давить на людей. Его стоит опасаться даже больше, чем охотницу, которая может убить десятком неприятных способов.
Воздух буквально вскипает и закручивается вихрями вокруг директора и старой охотницы. Разразись над столом гроза, Юдей не удивилась бы. Где-то на задворках сознания бродит обида за то, что никто, похоже, не собирается спрашивать её мнения, но это и так лейтмотив её пребывания в СЛИМе.
— Она — охотник, а значит должна охотиться. Или хотите продержать её под своим крылышком до скончания века?!
— Я не одобряла кандидатуры…
— Никто не одобрял. Если хотите, её выбрала сама судьба, — огрызается Мадан, и то, что Хак смотрит на него сверху вниз не делает директора менее значительным. — Кизерим напал на неё, заразил, она пережила трансформацию и каждый день выходит на полигон после ваших замечательных уроков.
— Я даже вполовину…
— Так добавьте эту половину! Выдрессируйте её так, чтобы она посреди ночи могла схватить кханит и убить десяток, сотню, тысячу кизеримов!
— Не смейте так со мной разговаривать.
— О, Хак, я смею. Я едва ли не единственный, кто смеет так с вами разговаривать.
Если во взгляде охотницы бушует жестокий и опасный огонь, справиться с которым не смогли бы и лучшие пожарные Хагвула, то в глазах директора плещутся озёра настолько убийственного яда, что достаточно одной капли, чтобы уничтожить целую империю. Гляделки длятся недолго.
— Девочка погибнет, — режет Хак, поднимаясь. — Её кровь на ваших руках.
Она удаляется словно дикий пожар, оставляя за собой выжженую гневом полосу. Люди отсаживаются подальше от прохода и не торопятся возвращаться на свои места. Юдей смотрит в спину наставницы и думает о том, что та, похоже, переживает за неё, пусть и скрывает это.
«Не может быть».
Мадан выглядит довольным. От ящера, изготовившегося к прыжку, не остаётся и следа. Он вновь добродушен и скользок.
— Что ж, — говорит директор широко, по-жабьи, улыбаясь. — Похоже, всё прошло хорошо. Юдей, прошу вас, будьте готовы! Нападение может случиться буквально в любой момент. Доброго вечера.
Откланявшись, он долго вылезает из-за стола, намеренно неуклюже. Сторонний наблюдатель мог бы и ошибиться, но Юдей, смотря на директора, видит тщательно отрепетированную постановку с закидыванием ног, вздохами стеснения и недовольства, промакиванием лба платком.
«А может быть, это тоже притворство», — думает женщина и впервые за всё время разговора смотрит на Хэша. Впервые с того дня их взгляды пересекаются. Она представляет, как разглядит в янтарных глубинах нечто, что даст ей ответ, но его там нет. Хэш непроницаем.
«Что вообще может пробиться сквозь… это…»
Неожиданно Хэш поднимает руку и накрывает своей ладонью её кисть. Юдей будто бы вгоняют под кожу шипучий порошок.
— Не волнуйся, — говорит он тихо. — Чтобы не произошло на охоте, я буду рядом.