Между ангелом и бесом
Шрифт:
— Да, веселые деньки тогда были! Помнишь, как тебя Непобедимая уделала!
— Ты про себя вспоминай, сам-то после гарема как индийский брахман выглядел — со звездой во лбу.
— И не говори! Мне до сих пор кажется, что перламутровая родинка все еще на месте, нет-нет, да и засветится в темноте! Интересно, как там Самсон поживает?
— А что с ним сделается? Царствует себе на здоровье. Сколько в его измерении лет прошло?
— Десять.
— Да,
— Ты все тоскуешь по ней?
— Не то чтобы тоскую, но когда дядюшка очередную невесту подсовывает, вспоминаю. После нее все местные девицы кажутся какими-то бестелесными.
— Вот тут я с тобой согласен — телеса у Марты были…
— Не трави душу, что откопал-то?
— Сценарий судьбы цыганского сына. Прочти вслух.
Бенедикт взял дискету, опустил в дисковод. Его пальцы отстучали на клавиатуре пароль. Экран засветился знаками, и ангел прочел вслух следующее:
— Мальчик. Рост, юс пропускаю. Родился у хозяйки публичного дома Анны-Беллы и цыганского барона по кличке Барон. Отец, возмущаясь аморальным образом жизни матери, похищает ребенка, оставляет его в таборе и напивается в стельку. В это же время во дворце пропал наследник. Нянька, боясь наказаний, покупает младенца у цыган, чтобы зам-нить им пропавшего принца. По ошибке ей подсовывают сына Барона. Протрезвев, Барон приходят в ярость, но никто не знает, кем была ночная гостья. Младенец занимает место принца, после чего его похищают еще раз. Вполне нормальный сценарий, не понимаю, что в нем такого подозрительного?
— Не знаю, но ощущение большой пакости не проходит. Ты читай дальше, ангелок.
— Итак, где я остановился? А, вот! Прожив семнадцать лет в нищете и пороках, сей ребенок пускается в странствия. Пройдя через многие испытания, он воцаряется в королевстве Талона на долгие годы под именем Самсон Разноглазый. Кого-то напоминает этот...
— Самсон…
— Точно, это же наш воришка! Что же получается, он — это не он?
— Ангелок, выражайся точнее. Ты хочешь сказать, что Самсон на самом деле не Самсон, а кто-то другой?
— Нет, он, конечно, Самсон, только не король, а цыганский сын! Получается, что…
— Что мы нашли не того младенца! — завопил Гуча. — Посмотри, кто составлял сценарий судьбы рыжего мошенника?
Венедикт быстро пробежал глазами текст, нашел подпись и, изменившись в лице, дрожащим голосом произнес:
— Бенедикт, практикант издательства, третья степень допуска.
— Ты?!
— Я?!
— Идиот! — Черт сгреб со стола бумагу и какие-то брошюры, сложил все это в аккуратную стопку
— От тебя одни неприятности. Ты же сам это накатай, бумагомаратель! И как у тебя совесть не проснулась?! Мы же все Иномирье прочесали с этим ворюгой, а ты?!
— А что я? Что я? — Бенедикт уклонялся от уларов, которыми осыпал его друг, и одновременно пытался собрать разлетающиеся листки.
— Придурок, идиот, олух царя небесного!!!
— Дядю не трогай!
— Я трону, я всех трону! Из-за тебя я до сих пор повышения не получил, торчу в этой норе, как канцелярская крыса! — Гуча молотил Бенедикта всем, что попадалось под руку, тот уворачивался.
— Канцелярия-то Небесная!
— Да хоть трижды небесная! — прокричал черт. — У меня, между прочим, тоже кодекс чести есть! Если я обещал вернуть наследника, значит, должен вернуть!!!
— Кодекс чести, — передразнил друга ангел. — Уголовный кодекс по тебе плачет!
— Ну, ангелок, допрыгался.— Гуча сгреб ангела за грудки и припечатал к стене. — Ты о Самсоне подумал? А о принце, о настоящем принце? Куда его по твоей милости закинуло, ты можешь представить?
— Я же молодой был, глупый,— оправдывался Бенедикт, прикрывая голову рукой.
— А сейчас ты старый и мудрый,— съязвил черт. — Ну и как исправлять будешь? Я, между прочим, из-за тебя слово нарушил.
— Тоже мне, клинический джентльмен нашелся! Я что-то не помню, чтобы ты так спешил с Гризеллой рассчитаться — пижаму-то семнадцать годков нес, белошвейка несчастная!
После этих слое у черта отказали последние тормоза, и, сцепившись, друзья покатились по полу, завершая погром в комнате.
— Так-так-так! — раздался над ними противный старушечий голос.— Годы идут, а вы все те же! Говорила я Боссу, что собьешь ты его племянника с пути истинного — не поверил. Каркаешь, говорит, старая. Мальчик с ним мужества наберется! Набрался, как же! Хулюганства набрался! Тьфу!
— Гризелла! — в один голос воскликнули друзья и замерли на полу в неудобной позе.
Антея лежал на спине, одной рукой вцепившись в Гучин рог. Другой рукой он дергал черта за хвост. Черт, уворачиваясь от ударов мощных крыльев, колотил Бенедикта по лицу кулаком. Ведьма прервала их как раз когда Гучина рука соскользнула с лица ангела на нимб и Гуча от неожиданности, наверное, забыл ее убрать. В комнате противно запахло паленой шерстью.
— Ты ручку с нимба-то убери, милок, обжегся, ласково проворковала Гризелла.— А ну дайте бабушке стул, паршивцы!