Между честью и истиной

Аусиньш Эгерт

– Да, все так, - подтвердила кивки словами Алиса, допивая второй стакан воды.

– Хорошо, - кивнула Полина.
– Ты ночевала в казарме?

– Ну да, - удивилась Алиса.
– А где еще-то?

– Ага. Утром все было как обычно - подъем, завтрак, построение, только потом вас повезли на полигон, правильно?

– Да, - подтвердила Алиса.

– Отлично. Таким образом, пеший маршрут от Ускули до города в этот отрезок времени поместиться никак не мог, логично?

– А!
– поняла барышня.
– Я же не сказала! Это я так в восемнадцатом году шла. В день аварии и следующие двое

суток. Вышла где-то у Южной ТЭЦ, и сугробы еще эти... ты не знаешь, откуда там в октябре были сугробы? И там еще стреляли, но я думаю, что на самом деле это витрины бились.

Полина мельком отметила про себя, что витрин по дороге до Южной ТЭЦ от Ускули, хотя вряд ли барышня шла именно оттуда, взять негде, хоть тресни, как и людей с оружием в том октябре, и продолжила слушать. Алиса излагала очень интересное.

– И я шла не по дороге, поэтому получалось медленно, и я понимала, что не успела, но все равно шла, потому что не идти - это сразу признать, что домой уже незачем. А это наш дом, я должна быть там.

– "Наш дом" - это чей именно? "Мы" - это кто, котик?
– ласково спросила Полина, чувствуя, как по спине течет мерзкий щекотный ручеек.
– Ты - и кто еще?

Алиса посмотрела мимо нее куда-то в стену, в ее глазах опять появилась все та же прозрачная мгла, за которой не было ничего.

– Еще один человек, - наконец сказала она.
– Когда я пришла, в доме уже было пусто, только бардак на кухне остался совершенно нетипичный, у нас в доме так никогда не делалось. И была записка, стояла прислоненная к сахарнице.

– Что было в записке?
– спросила Полина.

– Что срочно вызвали, какая-то серьезная авария. И то, что всегда было в таких записках.
– Алиса говорила, глядя мимо Полины в стену ее кабинета, но вроде была стабильна, и можно было попытаться.

– Что именно в них было всегда?

– "Береги себя, целую".

– А подпись была?
– аккуратно задала Полина последний вопрос.

– Да и нет, - пожала плечами барышня, честно пытаясь вспомнить.

– Как это?

– Только одна буква. "Л". Но я не помню, что она значит...

– Я понимаю. А что было потом, ты помнишь?

– Потом я купила газету "Хельсингин саномат" на заправке. А, перед этим я туда ехала. На машине. Потом я два дня дозванивалась куда-то, а потом посмотрела новости, написала Манифест, выложила в сеть... Весной вернулась сюда и начала делать, что обещала в Манифесте. Помню, как на пирсе стояла, в районе Песков, смотрела на купол и думала, что они мне за все заплатят, и за это тоже. Но того человека уже не было. Вообще нигде не было.

– Ты его не нашла, - аккуратно поправила барышню Полина.

– Да, но если бы он где-то был, я бы нашла.
– Алиса выглядела в этот момент очень похожей на свою версию девятнадцатого и двадцатого года, и это было, пожалуй, нехорошо.

– Котик, не все так просто...

Барышня уставилась на нее большими и круглыми глазами.

– Я объясню, - сказала Полина.
– Но давай сперва еще раз проговорим вот этот второй слой, про восемнадцатый год. Итак, ты видела аварию с места, находящегося рядом с Сосновым Бором, верно? И увидев, побежала домой, так?

– Не так, - качнула головой Алиса.
– Я туда приехала на машине, но по дороге назад

ее разбила, по оплошности. Пешком я шла почти от Стрельны. Сосновая Поляна, Лигово, вот это вот все. На Ленинском было очень много всех и всего, поэтому я его обошла и пошла крюком, через Софийскую.

– Зачем?

– Потому что трусиха и дура. Но это уже все равно ничего не меняло.

– Чего ты боялась?
– спросила Полина.

– Всего. Людей, выстрелов, полиции, того, что сейчас города не станет вообще, того, что город останется в разрухе и непонятно, как жить дальше... вообще всего, понимаешь? И метроном этот чертов по мозгам всю дорогу, - Алиса поморщилась и зябко передернула плечами.
– И знаешь, что самое страшное? Они не хотели. И Мейрин вчера тоже не хотел. Но сделал бы сто пудов. А вина мага ложится и на отряд. Но виноватыми мы были бы недолго, минут двадцать, ну полчаса. В восемнадцатом иначе вышло. И они тоже не хотели. Хотели мы, потому что устали бояться, что они таки допрыгаются. Как Мейрин вчера. Но тогда нельзя было вызвать старшего мага и сказать, что сейчас будет. Это теперь они в курсе. Тогда-то все их маги на станции и были... А мы с лета боялись, со смерти Гаранта. И знаешь, когда оно случилось, даже легче стало. Сначала не верилось, а потом стало понятно, что делать. А они так и не поняли, понимаешь, они так и не поняли ничего...

– Ну, - осторожно сказала Полина, - мне кажется, что они понемногу понимают. Вызовом вот вчера не пренебрегли. И выводы сделали правильные.

– А толку?
– барышня вяло пожала плечами.
– Все равно его уже нет. И меня нет. Я тоже не хотела, но ведь некому больше было...

– Город остался, котик, - мягко сказала Полина, - И значит, ты есть. Тебя, конечно, нет, такой, какой ты себя помнишь и привыкла быть, но ты есть, потому что есть город. И тот человек тоже есть, потому что есть город. Потому что тот человек поехал в Сосновый Бор, раз его вызвали на аварию. И значит, город есть благодаря ему. И благодаря тебе, потому что ты написала Манифест Убитого Города. И создала Сопротивление, потому что больше некому было это сделать.

Алиса посмотрела на Полину так, как будто впервые ее видела.

– Слушай, скажи мне... Вот как с этим жить теперь?

Полина усмехнулась:

– "Случилось так, что наша совесть и честь была записана у нас на кассетах, кто-то принес новой музыки, и нам было нечего больше стирать. Знаешь, Пабло, даже будь у тебя мучо миллионес песетас - если хочешь научиться красиво жить, давай сначала научись умирать".

– А почему ты связываешь?
– во взгляде Алисы даже появился какой-то интерес, правда, не слишком убедительный.

– Я обязательно объясню, - пообещала Полина.
– Но не теперь. Теперь сходи в госпиталь и попроси успокоительного.

– У нас есть в казарме аптечка, я лучше у Инис попрошу. А то в госпитале на ночь оставят.

– Хорошо. Где-нибудь обязательно попроси и прими. Давай, прямо сейчас.

На сегодня Алисе было явно достаточно, да и времени у Полины уже совсем не осталось, еще минут через десять она начала бы опаздывать на занятие, а еще надо было забежать переодеться, а перед этим прибраться на рабочем столе. Но закончить уборку она не успела. Дверь опять открылась, и вошел граф да Айгит.