Между нами ничего не было
Шрифт:
Мариса Эмильевна улыбается.
– Кристина была…я не хочу ничего плохого говорить про нее, правда. Но она…как женщина...просто глупая. Девочка застряла на каком-то подростковом этапе, словно тогда что-то в ней надломилось и не позволило ей вырасти.
– В смысле…
– Она неправильно понимает любовь. Для нее любовь — это страсть, и она намеренно и с большим трудом не позволяет ей вырасти и стать глубоким чувством. Пока этого с ней не произойдет, она никогда не изменится. В этом плане мне всегда было ее жалко. Кристина намеренно взрывает воздух вокруг себя, создает конфликты. Дело тут даже не в капризах,
– Конечно.
– Я знала, что этот союз не будет вечным. Эмиль другой человек. Наверно, так скажет каждый родитель. Мы все...смотрим на ситуацию через призму своих собственных чувств. Я люблю всех своих детей. Для меня они всегда будут самыми лучшими, только...на этот раз все дело было в другом. Моой сын давно вырос. Бурные отношения с Мадиной, ну и вообще...Для него тот провал с их браком...многое значил и изменил. Возможно, так сразу и не скажешь, но он переживал. Эмиль искал спокойствия, семьи. Он всегда хотел семьи. Кристина ему не дала бы этого ощущения никогда, и я знала, что рано или поздно все закочнится. Только не знала...как это будет и сколько она отнимет у Эмиля, когда они поймут, что вместе им быть не по судьбе. Так что, когда он должен был приехать к нам, после того, что мы услышали…я была до ужаса напугана. Я боялась, что это его разрушит. И знаешь?
– М?
– Я была еще больше удивлена, когда вместо разбитого мужчины, на пороге появился решительный, уверенный в себе…мой Эмиль.
Кажется…я знаю, куда идет этот разговор, поэтому густо и сильно краснею. Мариса Эмильевна нежно мне улыбается.
– Поначалу я даже думала, что он притворялся, но когда Эмиль рассказал о тебе и о ребенке, все сложилось. Все было так просто…нужен был лишь правильный человек.
От последней фразы меня и вовсе дергает. Я тут же опускаю глаза на свои руки и хмурюсь. Такие слова — приятные слова, это да! Но…мне их слышать слишком...больно, что ли. Ведь это неправда…
– Я не думаю, что заслуживаю таких комплиментов, - говорю тихо.
Мариса Эмильевна берет меня за руку и чуть наклоняется так, чтобы словить мой взгляд. Она снова мягкая, нежная. Как мама…готовая помочь или успокоить. Просто быть рядом…
– Понимаю, почему ты так волновалась. Не стоит. Никто не знает о том, что было раньше. Только я, но я мать — моя задача помнить все окружение моих детей. Это останется между нами. Если ты будешь готова рассказать кому-то из моих дочерей, чтобы…ну, просто, знаешь? Иметь возможность с кем-то поговорить, ты знай, что всегда можешь это сделать. Они у меня очень добрые и станут для тебя поддержкой. Как и я.
– Вы ко мне все равно слишком добры…
– И ты переживаешь, что этого не заслуживаешь?
– А разве заслуживаю? Она была моей подругой, а я...ну...вы понимаете.
Повисает короткая пауза. Мариса Эмильевна пристально смотрит на меня, пока не смягчается...словно услышала или нашла в моих глазах что-то, что хотела там найти.
Или мне показалось?...
– Знаешь? Возможно, твой поступок кто-то бы и осудил, но на самом
– Вы думаете, что это судьба?
– тихо, горько усмехаюсь.
Мама Эмиля усмехается.
– Ты почистила ему мандарин.
– Что?
– Я заметила. И Рамзан это тоже заметил. Первым, что ты сделала — это почистила ему мандарин.
– Ну…эм…у него же традиция и…
– Ты его любишь.
Звучит, как удар под дых. Я опять застываю и не знаю, как мне себя защитить, вместе с тем не понимаю, нужно ли защищаться в принципе. Мама Эмиля кивает пару раз, снова принимаясь за мытье посуды.
– Спасибо тебе, что была с ним рядом, Кира. Теперь я за сына своего спокойна. Рядом с ним правильная женщина, и рядом с тобой он становится таким, каким был всегда. Мягким и нежным. Ребенком он всегда именно таким и был. Знаешь? Старшие дети часто недовольны, если им нужно следить за младшими, а Эмиль никогда не жаловался. Даже если он был занят своими делами, он никогда не отказывал мне в помощи. Он всегда шел на контакт. Сейчас, когда он вырос, конечно же, что-то изменилось. Он много масок на себя навешал, многое погасил внутри, но...рядом с тобой это меняется. Ему спокойно. Это самое важное по итогу — только рядом со своим человеком ты становишься по-настоящему спокойным. Зачем куда-то бежать и что-то делать? Обороняться? Ты чувствуешь себя в безопасности, и в этом больше нет необходимости. Теперь ты дома…
Хорошо, что отвечать на это у меня необходимости нет, ведь я совсем теряюсь и не знаю, что сказать в принципе.
Звучат шаги, смех, а через мгновение уже притворно-недовольный голос Эмиля.
– Кира, господи! Ты опять за свое?!
Тихо цыкаю и смотрю ему в глаза. Хмурится. Идет ко мне, забирает у меня из рук тряпку и кивает в сторону дивана.
– Ты уже много сделала, давай. На диван. Я сам все закончу.
– Ух ты, какой император!
– смеется его отец, который тоже подходит к своей жене и забирает у нее губку.
В ответ на саркастично-усталый взгляд дергает плечами и парирует.
– И что ты так смотришь, любовь моя? Не хочу отставать от сына. Идите. Посидите, отдохните. Поболтайте. Мы сами справимся.
Вот так это и бывает, да? Мостик из теплых отношений с родителями супруга…у меня так просто не было никогда. Родители Саши…ай, в принципе сейчас уже не имеют значения. Ладно. Я просто ловлю какой-то приступ счастья и слишком эмоционально реагирую тихим всхлипом. Эмиль сразу смотрит на меня, делает шаг и касается слегка руки.
– Все нормально?
– спрашивает тихо.
Я киваю.
Все очень хорошо, и мне даже не хочется отдернуться от него даже на рациональном плане собственной души. В этот момент мне просто плевать на обиды — я счастлива.
«Разговор в ночи»
Кира
У меня нет токсикоза.
То есть, почти.
Обычно тошнота накатывает волнами, но быстро отступает, и вообще. Беременность действительно протекает ровно. Я чувствую себя более усталой, конечно, только «как сказано на сайте — это нормально». Усмехаюсь, когда посреди ночи мне приходится встать из-за чувства, что сейчас я немного подкорректирую норму. Умываюсь и вспоминаю, как Эмиль пару дней назад выдал эту вот фразу с умным видом.