Между нами. На преодоление
Шрифт:
Доставая ключи из сумки, договариваюсь с собой, что сегодня попробую зайти к нему.
Взрослая тетенька я или кто, в конце концов? Надо закрыть гештальт.
В следующую секунду связка выпадает у меня из рук от испуга. Потому что дверь моей по идее пустой квартиры внезапно распахивается. И оттуда вываливаются, энергично беседуя, Альберт с какой-то незнакомой девицей.
— Аделина? — брат в шоке распахивает взгляд шире, запнувшись на пороге. — Ты разве не на работе?
Я его не слышу. Во все глаза рассматриваю побледневшую брюнетку,
Картина маслом.
Пазл мгновенно сходится.
— Твою мать… — слетает с губ полушепотом.
12. Хозяйка притона
Шутишь — значит, реанимирована.
— Аделина, — примирительно тянет брат, выставив ладони перед собой.
Жест, которым он собирался меня успокоить, действует с точностью наоборот.
Глаза застилает красная пелена, я мгновенно взрываюсь:
— Ты идиот, Альберт?! Водишь любовниц ко мне? Трахаешь их на кровати родной сестры?!
Не знаю, кто из нас больше удивился моей реплике. Я сама от себя не ожидала такой грубости.
— Прекрати, — обрывает он, как-то смущенно стреляя растерянным взглядом в свою подружку, мол, неудобно перед человеком.
Охренеть! Ему стыдно перед ней, а не передо мной!
Осознание этой кривой реальности заставляет меня кинуться на него с кулаками в слепом бессилии. Потому что я вдруг совершенно ясно понимаю, что словами этого переростка не пронять!
Девица сдавленно пищит, когда, попытавшись заступиться за Альберта, нечаянно огребает по голове.
Правду говорят, что на адреналине возможности организма враз скачут вверх. Я гораздо меньше брата в комплекции, плюс их двое, но они никак не могут меня остановить — продолжаю колотить в болезненном отчаянии, напряженно сжимая зубы до скрипа.
Зато может остановить кое-кто другой, мягко, но настойчиво обхватывая за плечи и отрывая от импровизированной боксерской груши. Этот кто-то крепко прижимает меня спиной к себе, несмотря на попытки вырваться и вернуться к прерванному занятию. Мозг переклинивает от жажды расправы над великовозрастным придурком.
А потом вдруг над ухом раздается размеренное и усмиряющее:
— Тише-тише, ну. Угомонись, если не хочешь собрать внеплановый слёт соседей. Хотя бы заведи их внутрь…
Брат ошарашенно озирается, опуская руки, которыми до этого ставил защитные блоки. И в недоумении смотрит на мужчину, ненароком ставшего его спасителем.
На долгих несколько секунд воцаряется гнетущая тишина, пропитанная моей осязаемой яростью. Я тяжело выдыхаю и резко обмякаю, выплевывая:
— Убирайся. Ключи можешь выбросить, я всё равно сменю замок, — Альберт открывает рот, пытаясь что-то возразить, но я отрицательно качаю головой. — Просто уходи. Я не в состоянии с тобой говорить. И не бойся, Ренате ничего не скажу…
Он с видом оскорбленной невинности хватает спутницу и ведет к лифту. Когда они скрываются
Медленно оборачиваюсь и киваю соседу в знак благодарности, мимолетно скользя по серьезным серым глазам. Господи, как стыдно-то…
Бреду домой, подняв с пола выпавшие в пылу борьбы сумку и в самом начале — связку. Затем останавливаюсь на пороге и зябко ежусь, обхватывая себя руками. Обвожу пространство изучающим взглядом, словно вижу впервые.
Это моя квартира. Моя собственная жилплощадь. Я живу в ней почти пять месяцев. И почти все эти месяцы мой родной брат водит сюда любовницу. Или любовниц. Простая истина выжигает нервы градусом пошлости и цинизма. Я смотрю на кровать и чувствую, как к горлу подкатывает тошнота.
А ведь сомневалась в своей адекватности, думала, у меня паранойя. Ан нет, и вещи сдвигали с места, и потоп устроили — они. Кролики недоделанные.
Мою обитель осквернили, черт возьми. Я не могу в это поверить! Не могу спокойно войти в неё и делать вид, что всё в порядке.
Поэтому решительно переобуваю туфли в кроссовки, привожу в порядок растрепавшиеся волосы и надвигаюсь на ложе разврата. Остервенело стягиваю покрывало, швыряю на него подушки, постельное белье, одеяло, затем завязываю авоськой, которую несу к лифту. Через пять минут бесстрастно оставляю всё это добро у мусорных баков и возвращаюсь в дом. Безжалостно стаскиваю матрас, фыркая от усилий, двуспальный монстр поддается не сразу.
Боковые металлические вставки гремят от соприкосновения с плиткой, когда я пытаюсь вытащить его на лестничную площадку. Беспомощно поджимаю губы, осознав, что придется спускать агрегат по лестнице, у меня в одиночестве не получится запихнуть в лифт такое полотно.
От слез в глазах печет. Я блокирую эмоции. Думаю о технической стороне вопроса. Но одна предательская слезинка всё же вырывается и бежит по щеке. Злобно вытираю влагу и удрученно смотрю на ступеньки. Восемь этажей потуг…
И, когда, морально настроившись, вновь приступаю к действиям, меня останавливают. Те же мужские руки. Сильные и выносливые. Которые без особого напряга подхватывают матрас и придвигают к лифту.
— Подержи кнопку, — велит, пока сам вносит стеганую подстилку в кабину, ловко скручивая её и наваливаясь сверху.
Удивленно хлопаю ресницами, созерцая это зрелище. А ведь миссия была невыполнима!
Сосед уезжает. Я спешу вниз по лестнице. Нагоняю мужчину на улице, безмолвно плетясь следом. Через полминуты мы сворачиваем за угол, и он прикладывает матрас к забору у баков. Аккуратно, чтобы не запачкать лишней пылью.
— Спорить бесполезно, раз решила выбросить, но так хоть есть шанс, что кому-нибудь пригодится. Жалко, пусть заберут практически новую вещь.
Пожимаю плечами, соглашаясь с ним.