Между нами. На преодоление
Шрифт:
После привычной глазу яркой восточной роскоши «Оазиса» дизайн этого ресторана как визуальный релакс.
Я поистине наслаждаюсь.
— Неплохо, — комментирует Габил, вырывая меня из созерцания.
Шеф всегда скуп на комплименты потенциальным конкурентам. Эту реплику в его исполнении можно расценить как высшую похвалу. Он, в принципе, считает конкурсы всего лишь проплаченной рекламой, а победивших в них — наиболее платежеспособными среди собравшихся. И сейчас с привычным снисхождением изучает новый проект такого победителя. В лучших традициях английского снобизма, Габил придерживается
Конкретно сегодня есть, на что и на кого посмотреть.
Мероприятие будоражит уже своим началом — огненным шоу на сцене. Оно настолько яркое, насколько это позволяет техника безопасности в помещении. Гости рукоплещут артистам, которых позже сменяет танцевальная труппа в костюмах фламинго. Эфемерное выступление захватывает всё моё внимание. А когда оно завершается, и я возвращаюсь на грешную землю, моментально с неким изумлением отмечаю, что народу вокруг стало в разы больше.
Приглашенные всё прибывают и прибывают. Часть из них сразу занимает места за подготовленными столиками, а часть, в числе которых и я, с интересом продолжает стоять то у сцены, то у панорамного стекла, где в совмещенной с залом кухне шеф-повар со своей командой проводит мастер-классы. И я зависаю на их отточенных движениях.
Пока Габил вдруг настойчиво не уводит меня из эпицентра, вручая бокал шампанского, и мы с ним попадаем к группе незнакомых мне людей. Шеф с ними общается, не забывая самозабвенно и навязчиво ухаживать за мной — то закуску подаст, то выпивку освежит.
И как-то вдруг становится слишком душно от ярого внимания ко мне. Его комплименты и жесты, особенно когда склоняется к уху что-нибудь прошептать, практически на грани дозволенного — ещё чуть-чуть и переступят черту приличия, подпав под определение интимности.
Не по себе от такой резкой перемены поведения мужчины. Будто за последний час он поставил себе задачу восполнить свое безразличие в отношении меня за прошедшие после разговора о Мироне дни. Небрежные и механические в ходе бесед касания Габила вынуждают миллиметр за миллиметром отдаляться от него и принимать закрытые позы, в которых доступ к моим рукам и телу в целом ограничен.
Ощущаю легкий озноб, словно кто-то пристально наблюдает за нами. А, может, так и есть? И этот кто-то — приятельница или подруга его жены? Возмущенная тем, как старательно Габил демонстрирует нашу несуществующую связь.
Зачем он это делает? Раньше шеф себе такого не позволял. Никогда.
И почему-то стыдно становится именно мне.
И я обязательно подниму эту тему, когда останемся наедине. Сделаю всё необходимое, чтобы такого не повторилось.
Ведущий приглашает на сцену владельца и спонсоров, а одна из сидящих за столом женщин предвкушающе вещает:
— После этого начнется неофициальная часть.
Хозяин ресторана толкает воодушевленную речь, в которой под конец сердечно благодарит и перечисляет поддержавших его персон, а я погладываю на экран смартфона, прикидывая, когда закончится неофициальная часть, если сейчас только девятый час. И внезапно из общего
— ...Александра Богодухова! — вскидываю глаза на сцену, выцепляя поднимающегося на неё «авторитета».
Надо же, как тесен мир. Неожиданно, конечно.
— И, наконец, бессменного гиганта «Мясокомбинат Ольховский»! — под новую порцию аплодисментов одобрительно киваю, поскольку «Оазис» на протяжении многих лет из-за высокого качества тоже пользуется мясной продукцией «Ольховского». — В лице руководителя Мирона Ольховского!
Вздрагиваю в необъяснимом порыве. И отгоняю непрошенные мурашки. Это всё реакция на редкое имя, успокаиваю себя мысленно.
Но в следующую секунду, увидев вставшего рядом с Богодуховым мужчину, обмираю в праведном ужасе.
Сама не понимая, отчего так пугаюсь.
24. Такой незнакомый знакомый сосед
Свой среди своих по статусу и мироощущению.
Смокинг с традиционной бабочкой на шее, начищенные туфли, массивные часы на запястье, сдержанная полуулыбка на губах — типичный образ члена светской тусовки. Свой среди своих по статусу и мироощущению. Он так гармонично вписывается в шикарный интерьер, словно рожден для того, чтобы позировать в непрерывно щелкающую камеру. Даже поза — и та говорит за себя: одна ладонь в кармане идеально выглаженных брюк, а вторая с подкупающе нарочитой небрежностью поднимает бокал.
Прямо сейчас взять и пустить на обложку мужского журнала с тысячными тиражами. Раскупят на ура.
Я перестаю хлопать и опускаю руки на колени, совершенно неосознанно вдавливая их в ткань платья.
Такой потрясающе незнакомый... знакомый сосед.
Можно просто Мир.
Кровь наикратчайшим трансфером бьет в голову, пуская флешбэки, и грудная клетка обеспокоенно вибрирует в мигом ставшей тесной одежде. Отвожу потерянный взгляд и будто спотыкаюсь о темные глаза Габила. Понимающие. Торжествующие.
Га-а-ад… Он знал!..
Из взметнувшегося во мне стального упрямства лишь улыбаюсь ему на издержках силы воли. Открыто и обыденно.
Ловлю его замешательство и отворачиваюсь.
Напряжение выбивает в организме контраст температур, и я чувствую, как над верхней губой собирается испарина. Обмакиваю кожу салфеткой и аккуратно отставляю её в сторону. Простые действия, на которых приходится сосредоточиться, помогают оправиться от первичного шока, и я возвращаюсь в строй, вновь смотря на сцену.
Десятка два спонсоров и партнеров покидают ту, получив свою порцию славы и почестей. Прослеживаю за перемещениями Ольховского, беззвучно катая фамилию на языке.
И когда на согнутый локоть мужчины ложится ухоженная женская рука, чья обладательница планомерно ведет его к нужному столику, я неожиданно расслабляюсь. Разом выпуская скопившиеся тревогу и волнение. Точно зная, что они бессмысленны, ведь всё так и должно быть — каждый на своем месте. Разглядываю спутницу Мира, с искренностью отмечая, как красиво они выглядят. Подобающе друг другу. Изысканно. Статно. Разговаривают, тихо смеются над чем-то.