Между нами. На преодоление
Шрифт:
21. Одним решительным страйком
Это мой натуральный цвет.
Обвожу сосредоточенным взглядом гостей за столом и понимаю, что не знаю и половины. В последние годы у Стеллы появилась привычка приглашать на день рождения всех новых знакомых, даже тех, с кем пересеклась впервые пару дней назад, но уже зафрендилась как бы на всю жизнь.
Лица, однако, каждый раз — меняются. Ни это ли показатель «вечности»?
У нее пословица «Старый
— Не понимаю, как тебе мог понравиться этот отель, дорогая? Сплошная антисанитария! — возмущается Стелла, горячо обсуждая с кем-то из присутствующих свой прошлогодний отдых на Бали.
К слову, нас около двадцати пяти человек — все девушки. Ухоженные и яркие. При деньгах, что считывается по внешности и манерам. У Стеллы может быть только такая тусовка. Собрать подобающих по уровню слушателей, которым можно пожаловаться на перелет бизнес-классом. Одна я здесь как «Доширак» среди разновидностей настоящей итальянской пасты.
Иногда смотрю на подругу и сопоставляю нынешний образ с прошлым: с девчонкой, у которой в школьной столовке никогда не хватало на любимые булочки, потому что их семья жила скромно, и я всегда отдавала часть карманных денег, чтобы её порадовать. А сегодня она с презрением просит официанта поменять хлебную корзину, потому что багет недостаточно хрустящий.
Вечеринка протекает весело, гвалт не смолкает, пару раз танцуем под живую музыку. Я участвую в разговорах, смеюсь шуткам и упускаю момент, когда сама становлюсь темой обсуждения, попав в центр внимания.
— Вот и ей никак не можем мужика подобрать, — уже слегка подшофе сетует Стелла в разгар чьих-то излияний, указывая на меня, — Аделька проблемный экземпляр, у неё напрочь отсутствует либидо. Год замужем была, развелась и больше десяти лет ни-ни! Слышали такое когда-нибудь?! Больше десяти лет! Ни с кем даже на свидания не ходила! Замучались мы с её бедной мамой перебирать варианты, а эта коза нос воротит! Чертовка такая, никто ей не подходит, видите ли. Думает, лучше всех. Всегда такой была — мол, особенная. И мужа поэтому бросила! Сама! А он, между прочим… — и обрисовывает сомнительные достижения Арсена в то время, пока мы были в браке.
Всю её пламенную речь мои брови живут своей жизнью, покоряя рекордно высокие точки на лбу.
— Ну чего ты так вылупилась, — смеется громко, махнув на меня ладонью. — Я-то тебя знаю — твоя единственная лучшая подруга, как ни крути, и говорю правду во благо! Добра желаю! Нельзя быть настолько высокомерной, Аделька, нельзя!
Если все друзья будут желать добра ТАК, то врагов можно и не заводить.
Мне не то, что неприятно, мне — дико. Хуже, чем испанский стыд.
Я смотрю на алые губы «единственной лучшей подруги», тронутые насмешливой на грани ехидства улыбкой от удовольствия произведенного эффекта, и внезапно совершенно отчетливо осознаю — это конец.
— Как раз ты меня и не знаешь. Абсолютно, — спокойно пожимаю плечами и встаю.
Коротко прощаюсь со всеми и шагаю к небольшой гардеробной. Когда застегиваю куртку, рядом материализуется взбешенная Стелла:
— Не строй из себя жертву!
Игнорирую.
—
Да уж, этому столику больше не наливать.
И как я могла столько лет поддерживать имитацию дружбы с таким человеком?
— Господь с тобой, — парирую с наигранным испугом, — кто я такая, чтобы его портить? Ты и не заметишь моего отсутствия. Как и подобает жертве, пойду удавлюсь своей завистью тебе на радость. О! Отличная пища для размышлений. Беги, пока мысль свежа. Обсуди это с подружками.
— Ну какая же ты сучка, — качает головой с видом оскорбленной невинности.
Самое смешное, Стелла действительно не понимает, что переступила черту, начав разбор моей личности при посторонних, и видит именно меня виновницей такого развития событий — вполне в духе её характера. И я принимаю это, не спорю, не убеждаю в обратном. Но больше — не проглатываю, как иные её выкрутасы в прошлом.
— Заметь, не крашенная, — усмехаюсь напоследок, вспомнив знаменитый диалог из фильма «Любовь и голуби». — Это мой натуральный цвет.
В такси откидываюсь на спинку и прикрываю веки, отчего-то чувствуя именно облегчение. Чудовищный исход дружбы, длившейся почти три десятка лет. Чудовищный — потому что, как ни пытаюсь, кроме облегчения… ничего в себе не нахожу: ни сожаления, ни печали. Я просто вычеркиваю Стеллу из своей жизни одним решительным страйком.
Накатывает только дома.
Снимаю куртку и приваливаюсь затылком к стене, ощущая, как неконтролируемо брызжут слезы. Оттого… что Стелла отчасти права…
Мама, брат, родственники — в глазах каждого из них я выгляжу высокомерной пигалицей, собственноручно разрушившей идеальный брак. Я привыкла держать удар и не возражать никому, зная, насколько это глупо — сродни пустому звуку. Люди уже укоренились в своей интерпретации, я разве смогу им помешать думать о себе так, как им хочется?..
И снова мне паршиво, черт возьми, потому что… мама же. Мама! Мама говорит обо мне подобными словами! Окружающие их всего лишь повторяют, и я не имею права обижаться на них за это.
Злюсь на себя за то, что расклеилась. Второй раз за неделю. Это слишком много для меня, привыкшей стойко переносить трудности без лишних истерик.
Злюсь и продолжаю реветь. Громко. Даже не помню, когда ещё плакала настолько отчаянно.
Ну почему это всегда так больно, словно в первый раз? Почему градус не снижается? Я же взрослый человек и отдаю себе отчет в том, что все эти чувства только разрушают!.. И их надо подавлять.
Даже душ не помогает успокоиться. После ванной облачаюсь в теплую пижаму, чтобы побороть напавший на тело озноб, и завариваю чай. Кусаю губы, вспоминая то одно, то другое. Обидное, давнее. Кусаю их, чтобы не всхлипывать в голос, пока по щекам текут непрерывные соленые дорожки.
Прорвало так прорвало.
Тихий стук в дверь врывается в мои стенания, но я предпочитаю игнорировать его. Как обычно, какой-нибудь курьер ошибся квартирой. Чей-то ужин норовит попасть ко мне.
Обхватываю чашку обеими ладонями и отправляюсь в кровать.