Между жизнью и смертью

Шатов Владимир

 На такие обидные и справедливые слова Михаил не знал, что ответить. Он замыкался в себе, пробовал что-то чертить для успокоения оперуполномоченного. Понимал собственное бессилие, бросал и поэтому ещё больше злился.

 - Гори оно синим пламенем!

 Однажды смотритель послал Кошевого осмотреть барак, только что прошедший санобработку. Для этого в нём были плотно закупорены окна и двери, потом зажжена переносная жаровня с вонючей серой. Михаил зашёл туда сразу после проветривания, ещё не закончили свою неблагодарную работу уборщики. Посреди

барака высилась коричневая, коническая куча, высотою немногим менее метра. Подойдя поближе, Кошевой увидел, что она состояла из сметённых откормленных клопов.

 - Мать вашу! – накинулся помощник смотрителя на старшего по бараку.
– Ты их что, специально разводишь?

 - Значит, у нас пока живые люди ночуют, - с достоинством ответил крепко сбитый мужик и сморщил изрезанное шрамами лицо.
– Мёртвых клопы не кусают…

 Как-то отправились они с лихим станичником на осмотр психиатрической лечебницы. Это была психбольница для всего «Каргопольлага», довольно большой рублёный дом метрах в трехстах за территорией зоны. Пройдя через небольшой вестибюль, они оказались в длинном полутёмном коридоре.

 - Прижмись к стене. – Велел бывший урядник.

 Навстречу неторопливо шагал хмурый человек в сером халате, упорно смотрящий прямо перед собой. Он прошёл совсем рядом, коснувшись локтями, но на них даже не посмотрел, просто не заметил. Тихо прошептал всезнающий казак:

 - Это доктор Мишин!

 - А кто он?

 - Он стольких симулянтов расколол! Знаешь, сколько людей хотело получить через него путёвку на большую Землю? Всех зарубил гад…

 - Тебе-то чего? – удивился Михаил.
– Что занервничал?

 - Мне же «пятёрка» осталась.

 - Ну?

 - Не дотяну я, понимаешь… Не увижу больше батюшки Дона, не вдохну вольного воздуха. – Признался поникший Пичугин.
– Хотел через доктора вырваться, да видать не судьба… Мы для него не люди, просто больные тени.

 Один из прорабов, здоровенный мужик, осуждённый по бытовой статье, жил в общем бараке, хотя и на привилегированном месте, в углу за занавеской. Однажды он узнал, что пара простых зэков, отхватили себе отдельную кабинку и недолго думая, решил, что сам Бог посылает ему шанс на комфортабельное жильё.

 - Устроились, как бляди на отдыхе, – возмущался бывший слесарь, придушивший гулящую жену.
– Балдеют на халяву…

 Проводив бригады на развод, он остался в зоне и, взяв под одну руку складную железную койку, а в другую сверток с каторжанскими пожитками, отправился поселяться в желанную кабинку.

 - Счас вытурю утырков!
– Кошевой находился там один, целиком погружённый в охрану границ необъятного Советского Союза.

 Открыв дверь ударом ноги, оккупант устремил на него грозный взор, под которым должен был затрепетать любой доходяга и крикнул:

 - Твою мать! Выметайся отсюда, живо, а то я тебя...
– Прораб по-хозяйски свалил принесённые вещи на кровать смотрителя.
– Теперь я здесь живу.

 - Хрен тебе!

 Тут на Михаила

нашло помрачение рассудка, совсем как в молодости, когда он бросался в отчаянные конные атаки с саблей над головой. Очевидно, прораб всё понял, едва успев взглянуть в его глаза, потому что тут же, только закончив свой монолог, с воплем кинулся из кабинки.

 - Убивают!
– Кошевой не запомнил ту секунду, когда выхватил из-под себя самодельную табуретку и бросился вслед.

 Он начал опять воспринимать окружающий мир, когда в руке у него осталась одна ножка от сосновой табуретки, которую разбил об низкую притолоку. Злость его не прошла, но, выскочив на улицу, он увидел лишь спину улепётывающего прораба, резиновые сапоги которого торчали посредине большой луже. Бывший слесарь с испугу застрял в полуметровой грязи и, выскочив из сапог, побежал дальше босой. Кошевой запустил ему вдогонку ножку от табуретки и, засмеявшись, предложил:

 - Вернись дурачок! – глумился он над поверженным врагом.
– Ежели сильно хочешь, так и быть, будешь жить с нами… Стирать, хлопотать по хозяйству.

 Прораб побежал жаловаться на Кошевого своему непосредственному начальству. В масштабах лагпункта это была уже величина, начальник производства, вольнонаёмный.

 - Иван Петрович. – Прораба трясло от страха и гнева.
– Объявился у нас фашист, понимаешь, вот только что совершил на меня покушение, к счастью, неудачно.

 - Да у тебя каждый второй террорист…

 Потом запыхавшийся прораб подробно рассказал, как своими ушами слышал, что террорист кричал, будто он расправится со всем лагерным начальством:

 - "Всех поубиваю!"

 Всё это уже далеко выходило за пределы юрисдикции начальника производства, и он немедленно направился к бдительному «оперу». Вся история закончилась тем, что впечатлительному прорабу, в доступных для него выражениях, объяснили, что пути начальства неисповедимы.

 - Ты влез, куда не положено. – Осадил его надменный «кум».

 - Чтобы в дальнейшем ты держался от них подальше, они выполняют задание государственной важности.

 Он глубокомысленно поднял к небу уставшие глаза, словно призывая в свидетели, московских небожителей. Правда, после этого случая, он не слезал с Кошевого, пока, наконец, тот не представил ему своё любительское произведение.

 - Видать мне «хана» пришла.
– «Опер» отправил его в главное управление и Михаил решил, что достиг предела своих лагерных мечтаний.

 Теперь предстояло длительное и спокойное ожидание ответа, а когда придёт отказ, то карать неразумного зэка будет особенно не за что. Самое страшное, что могло ожидать его, это возврат в обычную бригаду, на общие работы.

 - Зато, какая получена передышка, – успокаивал он себя.
– Зиму пережил, а там легче будет…

 Через две недели пришёл ответ на его псевдонаучную чушь. В центре быстро разобрались в хитростях заключённого Кошевого, и ранним утром в каморку заявился нарядчик. Он объявил: