Мидии. Чайный дом
Шрифт:
Еленочку можно было вынести, когда она не пила. Стремясь показать, что выходки её всего лишь талантливый спектакль, она иной раз вела себя подчёркнуто любезно. В тот раз она приволокла пьяного Великого Композитора, который бухал всю дорогу в поезде, а потом ещё накатил в рюмочной у вокзала. Я не поехал встречать своих приятелей, боясь каких-нибудь неприятных эскапад с их стороны. Ввалившись в квартиру, они сразу же вручили мне бутылку Jack Daniel’s; Великий Композитор вынул из-за пазухи мою книжку, принялся зачитывать фрагменты, комментируя:
– Это уровень Маркеса, Набокова.
– Какие ещё уровни? – спросил я, пытаясь отмахнуться от его сомнительных комплиментов.
– Ты как Кафка, – не унимался Композитор.
Еленочка тем временем помалкивала, пожирая привокзальный хламбургер. Но было видно по её лицу, что она не очень довольна излишним вниманием Композитора к моей персоне.
У Великого Композитора менялся голос, когда он читал вслух мою книгу, те фрагменты, где фигурировал персонаж Заратустрица: казалось, что роман читает покойный Саша. Если бы я захотел определить общность двух прототипов моего героя, то сказал бы так: им обоим было
– А ты послушал мои новые багатели? – спросил у меня Великий Композитор. Я хотел соврать, что не успел ещё, но Еленочка в тот миг, когда я раскрыл рот, плюнула Композитору в лицо пережёванной котлетой.
Он только во время запоев сочиняет свою адскую музыку. С помощью оркестровых инструментов Великий Композитор эмитирует естественные звуки: хлопки, свист, цоканье, бессвязный шёпот, щелчки, бульканье, чихи, сморканье, отрыжку, плевки. Но его музыка не пользуется успехом. Сочинитель-самоучка, он не окончил консерватории, не оброс нужными знакомствами. Поэтому свои произведения Великий Композитор записал в плохом качестве и выкинул в социальную сеть, после чего принялся подмигивать и выказывать сердечную признательность различным интеллигентным персонам, широко известным в узких кругах – в надежде, что персоны ненароком заметят его и по достоинству оценят. Десятки раз на дню Великий Композитор заходит в сеть, чтобы в очередной раз убедиться в отсутствии серьёзного внимания со стороны авторитетных личностей, не замечая, что все они занимаются тем же самым, стремясь раздвинуть границы узких кругов.
В тот вечер мы пили не так уж много: раздавили на троих бутылку виски, чем и ограничились, хотя Еленочка съела ещё немножко маслица, но ей только на пользу это пошло. Я подарил друзьям флакон крапивной смазки, но предупредил, что пользоваться ей следует на трезвую голову. Еленочка оценила подарок и поблагодарила меня. Можно сказать, что в этот раз она вела себя довольно-таки прилично, если забыть эпизод с пережёванным хламбургером, выплюнутым в лицо Великого Композитора, который, кстати говоря, даже не заблевал мне квартиру, но тихо заснул, слегка только подмочив штанишки. Вскоре я удалился в комнату матери, пожелав товарищам спокойной ночи. Но через полчаса до меня донёсся жалобный стон и вой Еленочки:
– Не дышит, не ды-ы-ышит!
Я прибежал на вопли, включил свет и увидел Великого Композитора со спущенными штанами, рядом валялся открытый флакон с маслицем и пристяжной член. Еленочка стояла на коленях возле Композитора и хлестала его по щекам, вопя.
Я подошёл к нему, потеснил голосящую бабу и попытался прослушать его пульс. Мне показалось, что сердце Великого Композитора стучит, но я не был уверен в этом, что-то там побулькивало внутри, поскрипывало, но…
Причинением смерти по неосторожности в Уголовном кодексе признаётся действие или бездействие, объективно повлёкшее за собой смерть другого человека, но совершённое не умышленно, а в результате неосторожности, то есть когда виновный не предвидел, хотя мог и должен был предвидеть, что его деяние приведёт или может привести к смерти другого человека (преступная небрежность); либо же предвидел, но безосновательно предполагал, что этого не произойдёт, либо рассчитывал этого избежать (преступное легкомыслие).
– Мне кажется, что стучит, – сказал я нерешительно.
– Нет! – завопила Еленочка. – Не дышит! Не ды-ы-ы-ы-ышит!
А мне сдавалось, что сердце постукивает, но я не был в этом уверен.
15.
Ладно, хватит причёсывать сено и купать рыбу в ведре, как сказал бы герой этой повести. Пора собирать чемоданы. Снова меня зовут в Вольфенбюттель на конференцию, потом еду в Неаполь, затем собираюсь посетить горнолыжный курорт в Шамони, с любезными друзьями, конечно. После чего снова совершу небольшое путешествие по Чехии. Что касается магических и воровских приключений, то всё это я позаимствовал у одного приятеля, который в «Живом Журнале» повествует о своём весёлом прошлом и не менее весёлом настоящем. До недавнего времени он даже не боялся рассказывать при всём народе о волшебной смазке. И воровал под заказ: если кому-то нужна модная кофта, этот любитель ванны был готов стащить её за полцены. Правда, язык у него дурной: пишет вычурно, злоупотребляя реминисценциями, цитатами, тропами и фигурами (в шестой главке этой повести вы могли «насладиться» примером его неповторимого стиля – я нарочно сохранил фрагмент о памяти и птичьем рынке без каких-либо изменений). Короче, я пожалел, что его восхитительные истории прозябают в такой гротескной форме, вот и решил причесать их, профилировать, прогладить, сверстать и прокачать в божеском виде. Кроме того, существует опасность, что Olympian-2°C вскоре уничтожит свою страницу, ведь в последнее время у него возникли проблемы с законом. После того случая с Шиллером, когда наш герой случайно прочитал в магазине, что воровство с любой стороны некрасиво, всё пошло наперекосяк. Шиллер заронил зерно сомнения в его печень, и зерно проросло пузатым овощем неприятностей. Ванного писателя как-то раз поймали, когда он снова пытался прихватить мидии. Милая кассирша Ксюша вдруг звонко заголосила, заблеяла, возопила сиреной, заподозрив неладное. А виной всему – предательская припухлость покупательских карманов. Просто расплатиться за товар не удалось, вызвали полицию. Хотели завести дело, но следователь оказался большим поклонником творчества Митилиды: он давно уже собирал глиняные головы, сначала в качестве улик, потом – для коллекции. Когда Olympian-2°C зашёл к нему в кабинет, то столкнулся с целой ротой идолов – они ровными рядами лежали на столе. Следователь вёл себя несколько странно: в одной руке держал сигару,
– Такие, как ты, сами приходят к нам за помощью.
– А почему такие приходят за помощью? – спросил Olympian-2°C.
– Это как дважды два, парень, – не ответил полицейский.
– Дважды два будет холм, а трижды три – Клотильда Бургундская, – сказал Olympian-2°C.
– Не умничай, – сказал следователь, но всё равно писателя-вора выпустил, находясь под влиянием оккультных глиняных голов.
Об этой истории Olympian-2°C рассказал мне лично, ведь мы давно ведём достаточно доверительную переписку (про психушку, о которой много лет он старался не вспоминать, знал только я), что не помешало мне украсть и преобразить его тексты. Его последний пост в «Живом Журнале» был примерно такого содержания: «Теперь на меня почти во всех магазинах срабатывает антиворовская система. Она распознаёт лица. Мою физиономию зафиксировали и занесли в базу данных. Очки не помогают, как и вариации растительности на лице. Меня теперь постоянно обыскивают, невозможно в магазин за хлебом сходить. Приходится всё покупать на рынке. Через пару месяцев Митилида защитит дипломную работу на тему «Гонзо-журналистика: история и современность», после чего я намереваюсь отправиться с ней в путешествие. Для этого я опустошаю кошельки друзей. Куплю велосипед-чоппер с мотором, смастерю небольшой прицеп в японском стиле: раздвижные стены-сёдзи, на полу – татами, на крыше – миниатюрный сад камней. Обменяю свой ноутбук на пишущую машинку, украшу запястья индийскими браслетами, а Митилиду наряжу в костюм куклы-убийцы. Пожалуй, нам понадобятся изысканные головные уборы: канотье, шапокляк, паколь. Сначала поедем на север, в Санкт-Петербург, выбирая нешумные дороги; будем останавливаться возле красивых рек и озёр. Потом сделаем визу и двинем в страны, где легализована волшебная крапива. Возможно, у меня получится продвинуть свой эксклюзивный товар на местном дилерском рынке, ведь скоро снова появится спрос на изысканные сны, всё придёт в движение. Я чувствую, что история, страдающая биполярным расстройством, выходит из своей депрессивной фазы и вступает в маниакальную, грядёт большой карнавал 20-х. И чтобы шестерёнки времени вращались лучше, мы хорошенько смажем их крапивным лубрикантом. Обязательно поедем, когда снег растает, а сейчас я, пожалуй, когда главные решения приняты, приму ванну».
В целом все события настоящей повести реальны, кроме одного малозначительного эпизода, который я добавил просто так, чтобы ощутить свою писательскую власть. Так толстый и неуклюжий Денис, когда мы играли во дворе в прятки, нарочно медлил обыскивать окрестности, чтобы остальные дети длительное время сидели в кустах по его прихоти; так девятнадцатилетняя Маша долго не позволяла стащить с себя трусики, фиолетовые почему-то, уже достаточно влажные – тоже наслаждалась властью. Что касается Великого Композитора, то я сам не знаю, чем там всё закончилось. Или знаю, но не скажу. Я, конечно, планирую связаться с Olympian-2°C, если он снова объявится. Хочу спросить, как он отнесётся к публикации текста. Хотя сейчас меня это меньше всего волнует, я спешу на самолёт. Надо ещё по пути заскочить в супермаркет, ведь наш мир до сих пор настолько груб, что не все авиакомпании заботятся о вегетарианцах.
ИНСТИТУТ БОГОСЛОВИЯ
Повесть
Орнаменты электричек
Философский ум, способный находить удивительное в повседневном, даже в центре жизненной суеты, может увидеть скрытые чудеса. Только созерцатель сумеет распознать в суматохе живой и неживой материи систему подвижных орнаментов. Игра начинается с карты пригородных электричек. Мы не будем касаться фактуры дальнего следования, орнаменты которого более симметричны и несколько бедны, хотя в них есть свои преимущества, ведь это железнодорожный эпос. Но сейчас нас интересует лирика электричек. Карта строго размечена: каждый отрезок пути имеет денежный эквивалент, причём плата повышается периодами, а не постепенно. Есть несколько переломных точек, границ, которые охраняют немаловажные участники игры – контролёры. Уже теперь перед нами развернулась текстура, образованная системой орнаментов: акант схемы движения пригородных поездов, рисунок пассажиров, включающий алгоритм их действий, свойственный им образ, и узор контролёров, более статичный, линейный, предсказуемый. Пассажиры могут устроить драку, они могут оказаться безбилетниками, что и происходит весьма часто; контролёры, напротив, отличаются строгой ритмикой. Если рисунок пассажиров сходствует с арабесками океанического планктона или рыбных косяков, то полицейским и контролёрам более соответствует динамический ритм азбуки Морзе.
Первым делом бросается в глаза спонтанная мобилизация безбилетников, их круговая порука: сигналы о том, что приближаются контролеры, передают жестами и взглядами от тамбура к тамбуру. На ближайшей остановке спрессованный орнамент неоплаченных пассажиров внезапно извергается из вагона. Стремительный поток элементов просыпается по платформе вдоль поезда, следуя мимо вагона с контролёрами. За несколько секунд нелегальные пассажиры должны перескочить в уже обилеченный вагон и слиться с имущими обывателями. Иногда отдельные участники орнамента не успевают заскочить в электричку, обрекаясь вмерзать наскальными росписями в снежную фактуру платформы. В этом случае гармония рушится, побеждает внезапность, хаос выходит из-под контроля. Арабеска безбилетника маневрирует между двух смертей: в одном случае нарушитель может стать обычным пассажиром, если контролёры настигнут его и заставят платить, – тогда побеждает постылая предсказуемость, безбилетник выскакивает из своего яркого орнамента, становясь деталью чёрно-белой арабески легальных ездоков. В другом случае, если всецело преобладает внезапность, нарушителя высаживают или он не успевает запрыгнуть в ускользающую электричку. Аталанта нагибается за яблоком – это момент остановки поезда, и Гиппомен должен успеть схватить её.