Мифы и легенды рыцарской эпохи
Шрифт:
– А зачем вы приехали сюда? – поинтересовалась женщина.
– Мы пришли просить, чтобы Олвен отдали в жены этому юноше.
– Заклинаю Небесами, возвращайтесь туда, откуда пришли, пока никто из замка вас не видел.
– Бог свидетель, что мы не уйдем, пока не увидим эту девушку, – стоял на своем Кай. – Не приходит ли она сюда, чтобы мы могли с ней встретиться?
– Она приходит сюда каждую субботу мыть голову и всегда оставляет в тазу, в котором моет голову, все свои кольца, но она никогда еще не присылала никого за своими украшениями.
– Она придет, если за ней послать?
– Я
– Мы клянемся.
Женщина послала за Олвен, и она пришла, одетая в платье из огненно-красного шелка, а на ее шее было ожерелье из красного золота с изумрудами и рубинами. Ее волосы отливали золотом и были ярче золотисто-желтого цветка ракитника, [81] ее кожа была белее морской пены, а ее руки и пальцы были нежнее цветов анемоны, обрызганных водой лугового родника.
81
Авторы рыцарских романов любили подчеркивать аристократическую бледность своих обязательно светловолосых героинь. В течение долгого времени упоминание о светлых волосах героини или героя свидетельствовало об образованности автора. Даже когда в моду вошли парики, они были соломенного цвета. Такого цвета волосы были у галлов и их германских завоевателей. Им потребовалось несколько столетий, чтобы привыкнуть к смуглой красоте испанских и итальянских соседей. (Примеч. авт.)
Ее глаза блестели ярче, чем глаза завидевшего добычу ястреба. Ее грудь была белее, чем грудь белоснежного лебедя, а румянец на щеках был ярче алых роз. Каждый, кто видел ее, тут же проникался к ней любовью. Там, где она ступала, тотчас распускались четыре белых трилистника, поэтому и дали ей имя Олвен. [82]
Олвен вошла в дом и села рядом с Килохом на переднюю скамью. Юноша узнал ее, как только увидел, и обратился к ней:
– О дева, ты та, которую я люблю. Пойдем со мной, что бы ни говорили о тебе и обо мне. Я давно уже люблю тебя.
82
Олвен в переводе с валлийского «белый след». (Примеч. пер.)
– Я не могу этого сделать, поскольку поклялась отцу, что не уйду, не посоветовавшись с ним; его жизнь зависит от меня. Как только я уйду с мужем, он умрет. Но чему быть, того не миновать. Я дам тебе совет, если ты готов к нему прислушаться. Иди к моему отцу и проси у него моей руки. Сделай все, что он попросит, и ты получишь меня. Но если ты в чем-нибудь откажешь ему, тебе меня не видать, и будет хорошо, если тебе удастся уйти живым.
– Я пообещаю выполнить все, что он попросит, – заверил девушку Килох.
Олвен отправилась домой, и Килох с рыцарями отправились следом за ней в замок. Они убили девять привратников, стоявших в девяти воротах, так, что никто из них не успел крикнуть, и девять сторожевых псов, которые
– Приветствуем тебя, Испададен Пенкаур, – сказали они.
– Зачем явились? Что вам нужно?
– Мы пришли просить отдать твою дочь Олвен в жены Килоху, сыну Килида, сына принца Келидона.
– Где мои пажи и слуги? Поднимите мне веки, чтобы я мог рассмотреть своего зятя.
Слуги мгновенно выполнили приказ. Испададен Пенкаур осмотрел нежданных гостей и сказал:
– Приходите завтра, и я дам вам ответ.
Они двинулись к выходу, и тут Испададен Пенкаур схватил один из трех отравленных дротиков, лежавших рядом с ним, и бросил им вслед. Бедвир поймал дротик, метнул обратно и попал Испададену Пенкауру в колено.
– Проклятый зять! Теперь мне будет трудно ходить, и никогда не удастся залечить рану. Это отравленное железо жалит как овод. Будь проклят кузнец, который его выковал, и наковальня, на которой его сделали. Он такой острый!
Ночь они опять провели в доме пастуха. На следующий день встали с рассветом, поехали в замок, вошли в зал и сказали:
– Испададен Пенкаур, отдай нам свою дочь, а мы заплатим за нее выкуп.
– Еще живы ее четыре прабабки и четыре прапрадеда. Я должен посоветоваться с ними, – ответил Испададен Пенкаур.
– Что ж, посоветуйся, а мы пока пообедаем.
Они пошли к выходу, а Испададен Пенкаур взял второй дротик и бросил им вслед. Мену, сын Тейргведа, поймал, бросил обратно и попал великану в грудь.
– Проклятый зять! – прорычал Испададен Пенкаур. – Это железо причиняет мне такую же боль, как пиявка лошади. Будь проклят горн, в котором разводили огонь, чтобы закалить это железо, и кузнец, который его ковал! До чего же оно острое! Каждый раз, когда я буду взбираться на гору, я буду страдать от одышки и боли в груди. И еда будет вызывать отвращение.
Под его выкрики рыцари вышли из зала.
На третий день они опять пришли во дворец.
– Не бросайте в меня дротики, если не хотите умереть, – предостерег Испададен Пенкаур. – Где мои слуги? Поднимите мне веки. Я хочу посмотреть, что собой представляет мой зять.
Слуги подбежали, подняли ему веки, и Испададен Пенкаур взял третий отравленный дротик и бросил его в гостей. Килох поймал его, с силой бросил обратно и попал великану в глаз.
– Проклятый зять! Теперь до конца жизни я буду видеть только одним глазом. Когда я буду идти против ветра, у меня будут слезиться глаза, начнутся головные боли, а в каждое новолуние меня будут мучить кошмары. Моя рана от этого отравленного железа болит, как от укуса бешеной собаки. Будь проклят огонь и наковальня, на которой ковали этот дротик.
Рыцари ушли.
На следующий день они опять пришли во дворец и сказали:
– Не бросай в нас больше дротики, если не хочешь испытывать такие муки, а то и больше, какие испытываешь сейчас.
– Отдай мне свою дочь! – приказал Килох. – А если не отдашь, то погибнешь.
– Где тот, кто добивается моей дочери? Подойди ближе, чтобы я мог рассмотреть тебя.
Слуги поставили кресло для Килоха так, чтобы он сидел лицом к лицу с великаном.
– Это ты добиваешься моей дочери? – спросил Испададен Пенкаур.