Михалыч (сборник)
Шрифт:
Было и про «не наклонять тарелку с остатками супа», и про «не расставлять широко локти». И про всякое такое. Но больше всего мне запомнилось про сдержанность и тарталетку, которую нельзя.
Колыбельная
Бабушка сидела в кресле и вязала. Я сидел напротив с аккордеоном. На табуретке. Играл застольную песню из оперы «Травиата». Она слушала и вязала.
– Бабуля, может, ну её, эту застольную! Я уже выучил. Давай сыграю тебе «Шар
– Нет уж, Михалыч. Играй «Травиату». У тебя по отдельности, левая рука – хорошо, правая – хорошо. А обе вместе – плохо! Вот Миша придёт с работы, сыграешь ему и пойдешь к своему свистуну Борьке.
Я поиграл ещё. Потом сказал:
– Сидят слоны и вяжут…
– Это я-то слон, что ли? – бабушка обиделась. Она была небольшая и худая.
– Нет, бабуля. Это твоя подруга Домна Михайловна слон, а ты изящная…
– Не смей такое говорить, Михалыч. Мал ещё, не понимаешь. Домна – роскошная представительная женщина!
– Роскошная так роскошная. Согласен. А про слонов я анекдот в лагере слышал. Абстрактный.
– Абстрактный, упаси бог, не политический?
– Нет. Это про животных. Рассказать?..
– Тебе лишь бы не играть…
– Так вот… Сидят слоны и вяжут. А над ними пролетают три с половиной зелёных крокодила. Половинка тормознула и спрашивает: «Слоны, вы чего это вяжете?» А слоны отвечают: «Скоро зима!»
Бабушка перестала вязать.
– И что? Всё? И что смешного?
– Так он абстрактный. Половинка летает, слоны сидят…
– А что абстрактного? Зима реально скоро. И зим у человека в жизни не так много. От силы сто. Или около того. Слоны и крокодилы живут примерно столько же. Если повезёт. Впрочем, и человек, если повезёт… Вон, дедушка твой и до половины крокодила не дотянул. Крым сдал, пить стал и помер. Мише и шести не было.
Я знал, что красные перешли Сиваш и взяли Крым. И не хотел опять выслушивать.
– Бабуля, ты вяжи.
А сам стал играть колыбельную, смотреть на неё и шептать в такт:
– Спи, спи, спи, спи…
Бабушка пару раз клюнула носом. И таки уснула. Я тихонько водрузил «вельтмайстер» на табуретку и на цыпочках прокрался в коридор. Только натянул свои драные китайские кеды, как заклацал замок. И появился папа.
– Михалыч, погоди. Сейчас перекусим и вместе пойдём. Раечка ждёт. Тётя Рая. Ну, ты к Борьке, а я к ней в молочный. Кстати, как она тебе?
По вопросу я сразу догадался, что папа навеселе. Бабушка еще раньше догадалась.
– Миша, тебя покачивает. Дама будет недовольна. Марш в ванную!
Она как будто из воздуха в коридоре возникла. Папа попросил нас отойти. И сделал «ласточку».
– Кого покачивает!?
И чуть не свалился. И послушно пошёл за бабушкой в ванную.
Папа
– Михалыч, давай колыбельную! Усыпишь – отпущу во двор.
Я усыпил.
Сонечка и Анечка
Я любил исследовать начинку будильника. А ещё раскалывать молотком гальку, чтоб рассмотреть форму и цвет скола. А здесь в больнице ничего этого не было. Был инфекционный бокс, а в нём я и две девочки. Вот и играл с ними, во что скажут. Они школьницы, а я лишь недавно в детский сад поступил. Слушался их. Играли они со мной беспрерывно. Я уставал и не всегда успевал следить за переменами их ролей, которых было всего три: учительница, врач и мама.
– Михалыч, родить тебя в трудное время было непростым решением, а ты огорчаешь меня, – Соня бубнила взрослым интеллигентным голосом с безразличным лицом, кому-то явно подражая. Аня подхватывала:
– И в букваре третий день не можем сдвинуться с «мамы» и «рамы»!
Я честно скулил:
– Уста-а-ал…
А они тут же:
– Больной, почему не спим? Сестра, уколите его пенициллином! И почитайте на ночь.
Они и укладывали, и укалывали, и читали. Постепенно и меня научили сносно читать. В конце срока уже выходили гулять. К боксу прилегал асфальтовый пятачок и лавочка. И вот как-то вышли, а на асфальте написано «Ангины дуры!» Соня и Аня меня заставили прочитать вслух. И пришли в сильное возбуждение.
– Это скарлатина написала! Михалыч, мы этого так не оставим. Ищи мел!
Пока они стирали подошвами, я нашел. Мы обогнули выступ, отделяющий соседний бокс. И Аня написала на их асфальте «Скарлатины кретины!»
Мама забрала меня из больницы навсегда. Соня и Аня поцеловали напоследок и ушли к скарлатинам прыгать в классики. В центре города мама сказала:
– Давай, Михалыч, в гастроном зайдём. Там дают кое-что. С детьми без очереди.
Развернула чистый платок. Там была соска-пустышка. Вставила соску в мой рот, а меня взяла на руки. Я был в курсе, уже делали так.
Возле прилавка я вытащил соску изо рта и указал пальцем на стену:
– Ба-ка-ле-я, – и ещё, – со-ки-во-ды!
Позади колыхалась очередь. После «гас-тро-но-мии» бабушка рядом возмутилась:
– Вот те раз! Уже со школьниками на руках без очереди лезут. А если я своему деду вставлю соску и приду тут всё покупать? Или он мне вставит соску и возьмёт на руки?
– Он не школьник. Ему два года, – мама немного сбросила.
– В два года не читают!
– Три с половиной, – некстати уточнил я.