Миледи и притворщик
Шрифт:
– С ума сойти… – завороженно выдохнул он. – Куколка, а ты уверена, что тебе разрешат напечатать такие фотографии?
– Какие такие? – не поняла я, а потом забрала у него камеру, закрепила на штативе, и сама взглянула на крышу через увеличительную оптику.
Да… такого я предугадать не могла. Да что там предугадать – представить.
Крыша храма была улеплена множеством каменных скульптур людей, что тянулись рядами вдоль каждого из пяти ярусов. Мужчины и женщины, женщины и мужчины, один мужчина и много женщин – и все они запечатлены в самых откровенных
– Редактор меня убьёт, если я предложу такое для печати.
… особенно, если покажу ему снимок, где в клубке из переплетённых рук и ног можно заметить ещё и парочку мужских гениталий.
– Что это за храм? Какому божеству он посвящён? – слишком поздно догадалась я спросить.
И, конечно же, Чензир сделал вид, что я не к нему обращаюсь. Ну ладно, спущусь и спрошу у Иризи, она-то как бывшая жрица точно должна знать.
– А вот это интересная идея… – стоило мне отвлечься, а Леон снова принялся разглядывать любвеобильные парочки на фасаде. – Слушай, сфотографируй их все и поподробнее. На память. В познавательных целях. Будет нам потом, чем заняться долгими зимними вечерами.
Ну да, конечно.
– Дай сюда, – отогнала я его от моей камеры, чтобы снова взглянуть в видоискатель и сказать, – Я не буду тратить плёнку на бесполезные снимки.
– Да ладно тебе, Эми, ты же не ханжа. Уж мне ли не знать.
Прозвучало это с такой теплотой в голосе, что мне даже сердиться и спорить перехотелось.
– Ты прав. Я не ханжа. Я просто очень уставшая женщина. У меня сегодня нет настроения заниматься бесполезной работой.
– Да? А где ты успела устать? Ты, случайно, не заболела?
Так, спокойней, Эмеран, не надо злиться. Просто вдохни и выдохни, вдохни и выдохни. И не думай про храп. Даже не вспоминай о нём.
Я поспешила сменить объектив и сделать общий снимок храма, где эротическую лепнину будет не разглядеть. Да, такой снимок для печати сгодится. Ну ладно, сейчас прикручу длиннофокусный объектив обратно и сделаю ещё шесть приближенных кадров. Познавательные так познавательные. А если найти дом позади храма и залезть ещё и на его крышу, оттуда будут видны и другие поучительные сцены… Так, ладно, не в этот раз.
Когда мы спустились вниз на улицу, я спросила Иризи:
– Кому посвящён это храм?
– Гештиту, богу плодородия, отцу, что даёт жизнь всему сущему.
Ну да, плодородие – к чему ещё может призывать лепнина на крыше храма? Я и сама должна была догадаться.
– А какого плодородия можно ждать от двух мужчин, что вырезаны из камня на втором ярусе крыши?
Иризи задумалась, но ненадолго.
– Так всякий, кто не лишён своего семени, однажды может послужить Гештиту и его завету плодиться и умножать своё число. Гештит никого не отвергает и не наказывает. Он – милостивый бог. Он готов ждать возвращения всех своих заблудших чад.
Вот
Своё любопытство я быстро удовлетворила. Стражи позволили приблизиться к храму и посмотреть на здешних поклонников всепрощающего Гештита. К этому храму шли мужчины и женщины, и несли они с собой корзины, полные фиников, невзрачных мелких цветов и даже раздобытые где-то свежие фрукты. Подношения богу плодородия в виде результатов этого самого плодородия. Логично, но…
– Для чего все эти люди хотят одарить Гештита? – спросила я Иризи. – А, поняла, они хотят, чтобы дождь подобно животворящему семени оплодотворил иссохшую землю, и в пустыне расцвели сады, запели птицы, снова поселились звери.
– Как правильно ты говоришь, как точно всё понимаешь! – снова восхитилась она.
Ещё бы. Спасибо Стиану Вистингу, столько всяких мифов и легенд он собрал и подробно разъяснил в своей книге, что мне теперь ничего выспрашивать и узнавать не надо – Сахирдин и его религиозные традиции для меня теперь всё равно, что открытая книга.
На площади перед храмом я сделала несколько снимков страждущих, но этого было мало. Очень уж мне хотелось зайти в храм, посмотреть на его убранство, служителей.
– Госпожа, тебе и господину непременно нужно побывать там, – поддержала меня Иризи. – Жрецы или жрицы Гештита обязательно помогут вам в вашем горе.
– А у нас горе? – удивилась я.
– Ты же сама говорила, нет у вас детей. Если вознести мольбы Гештиту, принести ему богатые дары, он обязательно смилостивится и пошлёт вам сына.
– Думаю, молитвы и дары подождут, – попыталась я закрыть тему.
– Не спеши отвергать милость Гештита. Подумай хорошенько. Другого такого храма во всём Сахирдине ты больше не встретишь, в других городах люди чтят своих богов. А жрецы Гештита никогда не откажут женщине в её тяге стать матерью. Надо только провести ночь в храме и вместе со жрецом возносить мольбы Гештиту до самого рассвета.
Я смотрела на людей возле храма, на женщин с корзинами, на нищих стариков с чашами для подаяния, на мелькающие в тёмном вестибюле фигуры в красных одеяниях с чёрными масками на лицах. Женщины с распущенными волосами поверх туники, мужчины с голыми торсами и юбками вокруг бёдер. Так вот, какие они – жрецы и жрицы бога плодородия.
– Иризи, – пытаясь унять сарказм, спросила я, – и что же это за молитвы возносят по ночам жрецы и бездетные женщины? Даже боюсь спросить, они это в одеждах делают или как на крыше изображено? Во всех мыслимых и немыслимых позах.
– Ну так… – замялась девушка, понизив голос, – если у мужа семя жидкое как вода, как жене иначе на милость Гештита надеяться? Бывают в жизни чудеса, но всему есть предел. А так это даже не блуд. Ведь сам Гештит в такую ночь сходит с небес и вселяется в тело своего жреца, чтобы одарить несчастную ребёночком.