Милфа
Шрифт:
— Всё выполнено в лучшем виде. Прокурору конец. С тем, что у меня есть, он либо сам уйдет, либо его уберут. Его карьера кончена, а репутация — труп. Ну или будет плясать под дудку, как миленький.
На том конце короткая пауза. Я слышу, как чиркает зажигалка.
— Фотографии?
— Готовы.
— При себе?
— Разумеется. Встречаемся по плану?
— Да. Привези их.
Щелчок — разговор окончен. Я опускаю телефон, докуриваю в пару долгих затяжек и тушу окурок в хрустальной пепельнице. Дым медленно поднимается
Тишина после пяти часов программы в клубе кажется оглушительной. Я люблю свою работу, но и контраст с тишиной тоже.
Поворачиваюсь и иду к столу, оставив окно открытым. Беру в руки плотный конверт, держу его пальцами, как сигарету, а потом зачем-то открываю.
Фотографии выпадают веером. Я не тороплюсь их поднимать. Несколько секунд просто смотрю, как они разбросаны по поверхности стола.
Беру одну и переворачиваю лицевой стороной вверх. Провожу пальцем по гладкому покрытию.
На снимке — она. Лиля.
Весь вечер в клубе я видел ее разной. Смущённой, дрожащей, возбужденной, покорной. Я взял ее жёстко, полностью подчинил себе. Она отдалась без остатка.
А теперь смотрю на этот снимок и чувствую… что-то не то.
Какого хера я вообще что-то чувствую? Зачем пялюсь на фотки?
Лиля на коленях, пальцы обхватывают мой член, направляя его в свой пухлый рот. Глаза закрыты, бёдра чуть расставлены. Фото сделано с такого ракурса, что меня не узнать. Это только она — обнажённая, униженная, горящая.
Блять.
Я поддеваю следующую фотографию. Здесь я держу её за волосы, её губы приоткрыты, её тело напряжено от сладкой пытки. Эти кадры могут уничтожить её полностью, разрушить её брак, её семью, её жизнь. Прокурор, узнав об этом, не простит, хоть и сам совсем небезгрешен.
Лиля либо исчезнет, либо ее сотрут в порошок.
Я провожу языком по зубам, собираю фото и засовываю обратно в конверт.
Она мне даже понравилась. Вкусная штучка эта милфа. Как будто и не тридцать пять ей. Нежная, податливая. В первый раз дрожала, вцепившись в меня, но потом… потом уже сама извивалась, сама просила.
Было чертовски приятно сломать ее.
Я чувствую легкий укол сожаления, но тут же отбрасываю его. В мире, в котором я живу, слабость — смертельная ошибка. Я сделал то, что должен был. Что мне поручила семья.
Только не та семья, где батя бросил меня ещё в детстве, а потом вдруг вспомнил. Не та, где дядька прокурор даже не вступился, когда я, ещё буду сопляком, накосячил. По мелочи, но ответил по полной.
А мать ведь просила. Но на её просьбы болт положили.
А Белый, батя моего друга, откликнулся. И да, теперь я с ним. Вот уже десять лет как. И сделал то, о чём он попросил — внедрился, собрал материал, поймал прокурора на крючок. Теперь его либо снесут, либо будут дёргать за ниточки, и он будет плясать под нужную дудку.
Дядюшка слишком сильно насолил нашему сообществу. Белый такое не спускает.
Я
Машина уже ждет. Я подхожу, открываю дверь, сажусь на заднее сиденье.
— Есть? — водитель не оборачивается, но я чувствую его взгляд в зеркале заднего вида.
Я хлопаю ладонью по нагрудному карману.
— Всё здесь.
— Поехали.
Машина плавно трогается с места. Город остаётся за окном, огни мелькают, как сигналы тревоги.
Через десять минут я передам эти снимки и поставлю точку в этой игре.
Лиля….
Она просто пешка. Такая же, как и все.
36
— Белый будет тобой доволен, — хлопает по плечу меня Смагин, личный курьер Белого, и убирает конверт во внутренний карман куртки. — Тебе позвонят, Илья.
— Окей.
Я выхожу из здания, накидываю капюшон на голову и глубоко вдыхаю холодный ночной воздух. Внутри все ещё пульсирует напряжение, будто сжимает рёбра изнутри, не давая дышать. Неприятное, липкое чувство застряло где-то в груди. От него хочется избавиться, но оно не уходит. Я списываю его на усталость, на напряжение последних недель, но внутри понимаю, что дело не в этом.
Проклятая баба.
Я поворачиваю в переулок и решаю пройтись пешком. Машина бы увезла меня за считанные минуты, но мне нужно успокоиться. Очистить голову. Сделать так, чтобы голос Лили, ее стоны, ее срывающееся дыхание не звучали у меня в ушах, когда я закрываю глаза.
Но, чёрт возьми, не получается.
Зажигаю сигарету, делаю глубокую затяжку. Никотин слегка отрезвляет, но этого недостаточно.
И тут звонок.
Я вытаскиваю телефон, даже не глядя на экран, и принимаю вызов.
— Да? — голос сухой, отстранённый, но когда я слышу в трубке её шёпот, мне будто в лёгкие загоняют ледяной воздух.
— Илья….
Я замираю. Тело мгновенно напрягается.
— Что случилось? — голос выходит резче, чем планировал.
— Не знаю.… — пауза, шум в трубке. Кажется, она где-то в ванной или на балконе. Её дыхание слишком близко. — Мне… мне не по себе. Роман ведёт себя странно. Смотрит как-то.… будто знает.
Внутри у меня всё холодеет.
— Ты ему ничего не сказала? — спрашиваю ровно, но в груди всё стягивается.
— Конечно, нет! — ее голос дрожит. — Но он смотрит… я не могу это объяснить. Мне просто страшно, понимаешь?
Понимаю.
Голова вдруг начинает работать совершенно по-другому. Как в драке, когда чувствуешь, что следующий удар может оказаться решающим. Мозг мгновенно перестраивается, адреналин выбрасывается в кровь.
— Всё будет нормально, Лиля, — говорю я. — Просто не выдавай себя. Будь… будь, как всегда.