Милфа
Шрифт:
Я спотыкаюсь, ноги подкашиваются, и я оседаю прямо на асфальт. Колени обдираю, но даже не чувствую боли.
Рыдания рвут грудь.
Не просто плачу — меня выворачивает наизнанку. Я не могу дышать, воздух будто сдавливает грудь. Всё рушится. Всё. Моя жизнь, мой мир. Муж, который ломает меня, как хочет. Сын, которому плевать на всё, что я сделала для него. Любовник, который оказался предателем. Бандиты, которые хотят использовать меня в своих играх. Я…
Кто я теперь?
Я задыхаюсь. Меня выворачивает.
Тело дрожит. Я прижимаю ладони к лицу, пытаюсь успокоиться, но не могу. Голова кружится, уши заложены. Паника накрывает волной.
Нельзя сидеть. Нельзя оставаться здесь.
Я вытираю рот дрожащей рукой, всхлипываю и заставляю себя встать. Колени подгибаются, но я опираюсь на стену дома и делаю несколько глубоких вдохов.
Домой.
Мне нужно вернуться домой.
Я не знаю, как. Не знаю, что буду говорить. Но мне нужно туда. Мне нужно хотя бы что-то, за что я смогу зацепиться.
Я выпрямляюсь, собирая в кулак последние силы, и шаг за шагом двигаюсь в сторону дороги.
Ощущение, что жизнь кончена. Но я ещё дышу.
39
Я возвращаюсь домой как во сне. В каком-то плотном, молочном тумане, как Николь Кидман в фильме “Другие”.
Кажется, что я плыву, а не иду, будто воздух сгустился, превратился в вязкую, липкую массу, которая мешает дышать. Мешает думать.
Да и не хочется думать вовсе. Не получается. Мысли словно трясина. Огромное болото боли.
Я никогда не ездила на попутках. Тем более ночью. Безумной ведь надо быть, чтобы сесть к кому-то в машину среди ночи.
Но, наверное, у меня такой вид, что эти двое парней, чью машину я тормознула возле круглосуточного супермаркета, даже вопросов не задавали. Да и было ощущение, что мне плевать. Я вся онемела. Застыла.
Они высаживают меня напротив парка, и я иду домой. Даже думать не хочу, что там может сейчас произойти. Мне уже все равно сейчас. После такого позора и кошмара.…
Я открываю калитку и поднимаюсь по лестнице на автопилоте, механически вставляю ключ в замок, поворачиваю, вхожу внутрь.
Тишина. В доме так же темно.
Я иду в спальню. Роман спит, его ровное дыхание заполняет комнату.
Я замираю на пороге, пытаясь осознать, что мне теперь делать, но голова совершенно пустая. Меня словно выпотрошили. Всё внутри выжжено, только пепел, только раскаленные угли в грудной клетке.
Я переодеваюсь, скидываю одежду, которая теперь кажется чужой и грязной. Кожа ноет от воспоминаний прикосновений рук Ильи, покрывается мурашками, стоит лишь вспомнить его обезумевшие глаза.
Влезаю под одеяло, стараясь не шевелиться, чтобы не разбудить мужа. Свернувшись калачиком, прячу
Тело содрогается от беззвучных рыданий. В животе сводит спазмом.
Я раздавлена. Я предана. Кажется, что сердце разорвалось на части, а из осколков вытекает какая-то холодная, липкая пустота. Меня затягивает в неё, я тону.
Больно. Господи, как больно.
Я не знаю, сколько так лежу, но в какой-то момент слёзы высыхают, оставляя после себя сухую, болезненную пустоту. Тьма накрывает меня с головой.
Утро.
Я открываю глаза и сразу понимаю, что не хочу вставать. Не хочу открывать глаза и смотреть в новый день. Не хочу делать вид, что я жива.
Из ванной доносится шум воды. Роман в душе.
Я сажусь на кровати, провожу ладонями по лицу. Внутри — ничего. Ни боли, ни страха, ни злости. Только тянущая пустота.
Я поднимаюсь, машинально натягиваю халат и иду на кухню. Открываю холодильник, достаю яйца, масло, нарезаю хлеб. Всё происходит само собой. Как будто я просто программа, которая выполняет заложенный в нее алгоритм. Разбиваю яйца в сковороду. Грею чайник. Накрываю на стол.
Роман спускается уже в костюме и с дипломатом, садится напротив.
— Доброе утро, — говорит он, берёт чашку с кофе и подносит к губам.
Я молча киваю. Не хочу смотреть на него. И на себя в зеркало не хочу.
Роман завтракает и, прикоснувшись губами к моей щеке, уходит.
Я же остаюсь в своем вакууме без мыслей и ощущений.
В пустоте.
Дни тянутся один за другим, сливаются в тягучую серую ленту. Я хожу на работу. Возвращаюсь домой. Готовлю еду. Разговариваю с Романом, с Костей по телефону.
Делаю всё, что должна. Как должна.
С утра я просыпаюсь с тяжестью в груди, но не даю себе времени на рефлексию. Душ, одежда, макияж. Всё автоматически. На работе мне говорят, что я выгляжу уставшей, но я лишь улыбаюсь в ответ. Кто-то шутит, что мне нужен отпуск, но внутри меня это даже не вызывает реакции.
Я прихожу домой, снимаю туфли, переодеваюсь, мою руки. Готовлю ужин, ставлю тарелки на стол. Иногда Роман говорит о новостях, обсуждает что-то, что случилось на работе. Я киваю, поддакиваю, произношу какие-то нейтральные фразы, но смысла в них нет.
Я словно пустая оболочка.
Вечером я смотрю в зеркало и не узнаю себя. Темные круги под глазами, взгляд, в котором больше нет жизни. Я беру кисти, пытаюсь рисовать, но каждый мазок кажется лишним. Бумага остаётся почти нетронутой.
Ночью я ворочаюсь в постели. Сон не приходит. В темноте я смотрю в потолок, слушаю, как дышит Роман, и думаю о том, что я задыхаюсь. Не от страха, нет. Он умер вместе с другими чувствами. А от этой пустоты.
Но утром всё начинается заново.
Я не живу. Я существую.