Миллион для гения
Шрифт:
– Да-да! Помню, – почему-то обрадовался Леонидов.
– Вы прекрасно смотритесь в этом костюме, вам все это очень к лицу!
Это был тот самый незнакомец из магазина. Из того самого магазина, откуда они с Галей начинали свое восхождение. И старичок тоже был очень рад ему. Они теперь разговаривали как старые знакомые. И вообще, все эти люди в зале тоже были знакомы друг с другом. Они здоровались, обнимались. Подходили к ним. Жали руки! Господин, Леон! Господин Идов! Все его знали, и все хотели с ним поговорить. Обстановка теплого дружеского банкета, вечеринки, где собрались только близкие люди. Добрые друзья!
– Вас уже знакомили с Мадам? – спросил старичок.
– Мадам? – переспросил он. – Нет, я не знаю никакой Мадам.
–
– Клуб? – удивился он.
– Да, Клуб, а вы ничего не знаете? – рассмеялся старичок. – Узнаю Эллен! Она любительница сюрпризов!
Старичок не стал развивать эту тему и снова посмотрел на Леонидова. – А вам не кажется, что вы уже давно в Клубе? Помните, я как-то вам рассказывал об этой одежде? Она вам очень идет. Впрочем, как и всем остальным, – почему-то устало пробормотал он себе под нос, потом встрепенулся: – Так какие ощущения? Вы себя чувствуете другим человеком? Человеком новой формации, новой касты? Вы способны теперь носить другую одежду, черт возьми?
Он посмеялся и промолчал, глядя на этого чудаковатого старичка, а тот продолжал:
– Вы не слышали новость дня?
– Нет, – произнес Леонидов.
– Вы не знаете, что нет больше великого художника, великого мастера Медильяне?
– Как нет? – удивился он.
– Его убили, – прошептал старичок.
– Как убили?
Старичок теперь говорил совсем тихо заговорщицким тоном:
– Да-да, его убили. Господин Медильяне отказался шить свои костюмы и платья. Он отказался делать то, что делал всю свою жизнь и начал ваять… шорты и майки. Вот так.
– Зачем? – изумился Леонидов.
Старичок задумался, потом произнес:
– Наверное, ему надоело одевать всю эту толпу. Ведь имеет же право человек на старости лет своей длинной жизни хотя бы единственный раз сделать то, что ХОЧЕТ???
Помолчал немного и продолжил:
– Всю свою жизнь он одевал этих господ, они уже не могут жить без его одежды, его костюмов, платьев, аксессуаров, и теперь у него родилась гениальная идея! Теперь он будет не одевать этих людей, а… раздевать! Это же великолепно! Это гениально!
– Да, здорово! – согласился Леонидов.
– Здорово, еще как здорово! КИТЧ!
– Да-да, китч! – повторил он.
– Замечательно, когда хотя бы один единственный раз в жизни ты позволяешь себе сделать то, что ХОЧЕШЬ!!! За это можно отдать все, – шептал безумным голосом старичок, потом грустно добавил: – За это его и убили, – он посмотрел куда-то вдаль.
– А что за Мадам? – спросил он старичка.
– Увидите сами, – ответил тот, – запомните одно – никто не должен быть красивее ее, талантливее, остроумнее и умнее. Такое правило. А в общем, милейшая женщина.
– Даже так? – удивился Леонидов, – образ Богини.
– Да-да, Богини, – задумчиво пробормотал старичок.
– Ваша жена просто восхитительна в этом наряде, – произнес он, спустя какое-то время, – жалко, что для нее больше не найдется такого великолепного платья. Ей это очень шло.
К ним подошла Галя.
– Мы только что говорили о тебе, – сказал Леонидов, желая познакомить ее с этим удивительным человеком, хотя, пока сам не знал его имени.
– С кем ты тут разговаривал? – весело спросила Галя. Глаза ее блестели от выпитого бокала шампанского, на ней потрясающе сидело это платье, она была очень красива.
– Познакомься, – произнес он...
– Но здесь никого нет! – улыбаясь, воскликнула она. Он обернулся и не нашел своего собеседника. Старичок исчез, растворился! Как тогда! А был ли он, вообще, этот старичок? – подумал он.
– Сейчас начнется самое интересное! – воскликнула Галя.
– А разве еще не началось? – спросил он, оглядывая собравшихся. Они размеренно ходили, общались, пили шампанское, и звонкий шум голосов отражался от стен гостеприимного дома.
– Нет, основные гости еще не приехали, ты представляешь,
– Кого? – недоуменно переспросил он, заслышав такое имя.
– Ты не знаешь, кто такая Маммонна? – Гелла посмотрела на него презрительно и добавила: – Только никому об этом не говори. Ты просто серость, Леонидов… Прости, ты гениальная серость, господин Леон. Маммонна! Я и не знала, что у Эллен бывают такие люди! Здесь собирается весь Бомонд!
По залу пронеслось оживление, и все подошли к огромным окнам, выходящим на лужайку перед домом. Люди заворожено смотрели вдаль и произносили это волшебное имя: – Маммонна. Он тоже взглянул в ту сторону.
Если вспоминать почетные выходы президентов или генеральных секретарей, членов правительственных делегаций, сошествие Папы Римского в Ватикане с высоты своего балкона или английской королевы в дни торжеств и праздников – все могло показаться нелепой забавой младенцев, играющих в своей песочнице, по сравнению с этим зрелищем. Зрелище завораживало и потрясало. Река, доселе так невинно струящаяся в своем неспешном течении, забурлила в тесном соитии берегов, закипела и начала выплескиваться наружу. Ей тесно стало в постылом русле. Теперь ее рассекали своими мощными моторами огромные катера и даже яхты. Они толкались, они не помещались в этом бурлящем водовороте, неслись по волнующейся поверхности воды. Они стремились сюда, к Эллен, к маленькому пирсу, который теперь напоминал огромный портовый причал. Дорога вдалеке заклубилась торнадо из пыли и вечернего зноя, по ней в стремительном полете мчались десятки машин, земля сотрясалась от грохота моторов и громких сигналов. Облачко, так спокойно висевшее на своей высоте, цепляясь за верхние этажи дома, разорвало в клочья, и сквозь него уже летела на своих разноцветных парашютах целая стая гостей. Все это зрелище напоминало военную операцию, а эти люди – группу захвата, только никто не стрелял, не взрывались снаряды, но грохот, тем не менее, стоял невероятный. Этот летящий, плывущий, несущейся по дороге десант уже почти достиг зеленой лужайки, и люди в красивых нарядах – костюмах и вечерних платьях – вываливались из своих стремительных колесниц, заполоняя все пространство вокруг. Они выстроились большой шумной толпой, встречая какую-то длинную машину, которая неспешно, по-хозяйски, въезжала в самый центр зеленой лужайки, безжалостно приминая траву. Кто-то кинулся открывать двери машины. Дверей оказалось много – очень много. Напоминало аттракцион – кто угадает, кто встретит главного гостя, или гостью, и проводит в зал “тусовочки”? Кто будет первым? Наконец, один счастливчик открыл свою дверцу и оттуда появилась рука… Рука была, скорее всего, женская. Пальцы ее были увешаны огромными перстнями, камни их ярко блестели на солнце, переливаясь. Рука была огромной, она шевелила пальцами, готовясь вцепиться в своего “встречателя”, в свою жертву. Потом поймала его за воротник, и из темноты салона явилось нечто:
– Маммонна! Маммонна! – закричали люди со всех сторон. Нечто вылезло, выползло из машины и строго оглядело людей вокруг. – Ну, что, засранцы, не ждали? – воскликнуло оно и засмеялось низким смехом. – А вот и я! Встречайте! Думали не приеду? Ха-ха! Приеду! Еще как приеду! Куда вы без меня?! Давайте, ведите меня, встречайте…
Это была огромная черная жаба. Вернее, женщина, похожая на нее. Черная, потому что была она задрапирована черной одеждой. Именно задрапирована, а не одета. Одевать такое тело было бы невозможно, только покрывать его какими-то лоскутами, скрывая то безобразное содержимое, которое тряслось складками и шевелило толстыми пальчиками в перстнях. Голова плавно перетекала в плечи, минуя шею. Шеи не было, зато был здоровенный подбородок, который покоился на самой груди. Волнистые волосы черным водопадом стекали с головы на плечи и мощную грудь. Изо рта раздавалось какое-то шипение. Руки тряслись, все это черное желе вибрировало, колыхалось, и, цепляясь за руку своего кавалера, устремилось вперед.