Министерство Глупости
Шрифт:
– Ага, а по-твоему так получается: одни – одарённые и талантливые, а другие – так, космический мусор, терпилы, которым достанутся лишь крохи от общего пирога?
– Я этого не говорила! Я не понимаю, почему ты вообще их противопоставляешь. Я как раз-таки всеми силами старалась добиться того, чтобы обычный, простой человеку мог жить достойно. Чтобы не было этого дикого расслоения общества.
– Аннет, а как, на твой взгляд, его можно избежать в условиях свободы воли? Окей, существует ли эта самая свобода – вопрос спорный, но предположим, что да. Одни предпочитают лежать на диване с чипсами и пивасом, а другие работают 24/7. Им тем, и другим, по-твоему, положены одинаковые блага?
– Ну, ты сейчас говоришь о каких-то крайностях. А я говорю о людях, которые не способны, например, взять Нобелевку, но при этом честно трудятся большую часть времени.
– Они не трудятся, Аннет, они работают, за деньги. Почувствуй разницу. Работать большую часть времени очень утомительно и от этого нужен отдых. А вот трудиться
– Это какая-то демагогия! Чем отличается труд от работы? Трудом занимаются гении, а остальные – работой, так? И Министерство собирается каким-то образом из всех сделать гениев?
– Да мы и так уже все – гении, просто некоторые об этом начисто забыли. Понятие гениальности было сильно извращено в последнее время. Гениальность – это характеристика, которая относится к природе человека, его сути. И характеристика эта – неколичественная, её нельзя посчитать или измерить, нельзя снять с неё какие-то параметры, из неё нельзя сделать шаблон. Формы гениальности могут быть разными и совсем не очевидными. Совсем не обязательно получать Нобелевку, чтобы быть гениальным. И вообще все эти премии, награды, знаки отличия – это все пережитки прошлого, отвлекающий фактор. Может быть, в будущем в них не будет надобности вовсе. Посмотрим!
Аннет почувствовала, что остатков ее человеколюбия не хватит на то, чтобы продолжать разговор. Нет, Тымок – конечно, прикольный чувак, забавный и смешной, но выносить его словоизлияния она больше не могла. Тымок заметил перемену в лице Аннет и поспешил ретироваться.
– Вижу, я тебя немного утомил. Тогда поспешу откланяться. Ещё увидимся, Аннет! – Тымок уверенным шагом направился к коридору и быстро вышел, аккуратно закрыв за собой дверь.
Аннет поймала себя на том, что как минимум одна вещь в новомирье ей точно по вкусу – то, что люди, которые в определённый момент становятся ей неприятны, не стремятся к продолжению диалога. «Наверное, почувствовал, что его заносит… Ещё немного – и он бы лишился наших милых добрососедских отношений». Вообще-то Аннет хотелось заткнуть Тымока за пояс, объяснить ему, что он не прав, но она не стала спорить и возражать, потому что испугалась неожиданного исхода дела. Она боялась, что в ходе диалога поставит на Тымоке клеймо «полный неадекват». И как потом дружить с таким человеком? Всё-таки на сегодняшний день её чудаковатый сосед был единственным, кого она хотя бы могла назвать человеком. Жечь с ним мосты в этом смутное время было бы опрометчиво.
Ещё Аннет отметила, что, даже не смотря на всю абсурдность их беседы, после неё она почувствовала себя значительно лучше. У неё как будто стало больше сил. Аннет решила набраться смелости и сегодня же сходить в архив. Ей срочно нужно найти своих, узнать, что с ними случилось. Сказано – сделано. Идти оказалось недолго. Первым делом Аннет спросила про Марка. Ей сказали, что он совершил Переход и куда-то переехал. Выдавать его новый адрес или какие-либо другие его координаты ей отказались. «Если он захочет, он сам с вами свяжется. Ну, или в какой-то момент вас просто сведёт нейросеть» – развела руками сотрудница архива. Аннет решила оставить свои негодования на потом и поинтересовалась о том, что стало с её мамой. «Ваша мать умерла от инфаркта во время революции. Я очень сожалею. Примите мои соболезнования!» – глядя ей прямо в глаза, сообщила обслуживающая Гульд девушка. Дальнейшие вопросы про подружек-приятельниц Аннет задавать уже не стала. Всё вдруг резко перестало иметь значение. Почва ушла у неё под ног. Время как будто остановилось. Тело Аннет словно налилось свинцом, оно стало таким тяжелым и неподвижным, что казалось чужеродным и бесполезным. Внутри у Аннет была пустота. Она даже подумала о том, что, возможно, раньше, до этого момента, у неё действительно была душа, в существование которой она вообще-то не верила. И только сейчас, когда эта самая душа как будто бы её покинула, она оказалась готова в это поверить. Хотя теперь уже поздно, теперь уже – какая разница?! Аннет стояла на месте как вкопанная, не в силах сдвинуться или открыть рот, уставившись в одну точку. Случилось самое страшное – то, чего она так боялась. Нечто глобальное и непоправимое. Какое ей теперь дело до бросившего её Марка, какое дело до старых соседей, до бывших подружек-приятельниц? Совершенно точно в этом мире теперь больше нет самого родного для неё человека. Нет его и в том, другом, старом мире. А где же он теперь? Где мама? В какое такое страшное небытие она попала? Аннет на мгновение даже готова была поверить в переселение душ – во всё что угодно, лишь бы сохранить для себя образ мамы, продлить в той или иной форме её жизнь.
Сотрудница архива, заметив шоковое состояние Аннет, вызвала санитаров. Девушку уложили на кушетку и ввели в вену какой-то раствор. Пока она засыпала, медсестра бережно держала её за ладонь и аккуратно поглаживала её побледневшую кисть. Ритмичные движения и деликатное давление на кожу успокоили Аннет быстрее, чем подействовало лекарство. Она вновь почувствовала
Проснулась Аннет уже в своей комнате. На тумбочке рядом с кроватью стоял пакет из «Миндоставки», а рядом с ним лежала записка. Аннет развернула её и прочла. «Дорогая Аннет! Мы искренне вам соболезнуем! В пакете вы найдете еду, а также таблетки, способные облегчить ваше эмоциональное состояние. Для вызова врача звоните 112». Слово «соболезнуем» сразу вернуло Аннет в удручающую реальность. Нет, нет, этого не может быть! Неужели всё это правда? Аннет готова была смириться уже и с войной, и с революцией и даже с новомирьем, но с потерей мамы – нет, ни за что! Такого просто не может быть! Мама в свои 75 лет была живее всех живых. Она регулярно участвовала в любительских лыжных гонках, зажигала на ретро-дискотеках, вырастила целый огород на своем небольшом балконе, разгадывала кроссворды и судоку на раз-два! Она быстро думала и быстро двигалась. Если кто-то и мог в её возрасте пережить Переход, то это она! «Это какая-то ошибка! Мне нужно ещё раз сходить в архив и всё проверить! Они наверняка что-то напутали. Сколько там людей в их базе – страшно представить! Наверняка, где-то с кем-то они накосячили! Конечно же, мама жива! Она не могла умереть!» – пронеслось в голове у Аннет. Она хотела встать с кровати, но не смогла. Тело её обмякло, руки и ноги занемели. Она повалилась обратно на постель и, пролежав без движения около получаса, предприняла повторную попытку. Идти девушка никуда не могла. Она решила позвонить по единственному знакомому ей номеру – 112, и попросить дать ей номер архива. В службе спасения её заверили, что сами уточнят интересующую её информацию и перезвонят. «Ошибки нет. Да, откровенно говоря, её и быть не могло. Данные в архиве многократно проверены и превосходно упорядочены. Ваша мать скончалась. Сожалеем! Отправить к вам доктора?». Ответа на том конце провода не дождались: Аннет повесила трубку.
Пару дней она провалялась дома. Еду из «Пафоса» от «Миндоставки» Аннет успела возненавидеть. Странное дело: вроде бы и блюда были все те же самые, и продукты свежие, а кусок совершенно не лез в горло. И это при том, что Аннет принадлежит к числу людей, которые в стрессовых ситуация вовсе не страдают от отсутствия аппетита, а, наоборот, предпочитают поплотнее набить желудок. Аннет не находила себе места, не знала куда себя деть. Как ей выживать теперь одной в этом новом, чуждом ей мире? Как жить среди людей, которых она не понимает? Среди этих зомби с промытыми мозгами…
Аннет ненавидела Министерство и его вассалов, ненавидела новомирье, ненавидела войну и революцию. Печальные исторические события отобрали у неё самое дорогое, самое любимое, самого родного человека, на которого всегда, даже в самые смутные времена, она могла опереться – её мать. Обстоятельства и люди, которые повернули ход истории в то самое убийственное, кровавое русло, сделали из Аннет инвалида. Как живут сейчас эти скоты, которым нужно было дойти до крайности? Те, кто всё это устроил, наверняка, спасли не только всю семью и родню, но и весь ближний круг, заранее побеспокоившись об их комфорте и адаптации. А она, Аннет, безвольный винтик в этой системы, вынуждена сидеть теперь у разбитого корыта, с разбитым сердцем – без друзей, без любимого, без мамы! У неё больше нет ничего и никого. «Хотите, чтобы я сдохла? Этого вы добиваетесь? – провопила Аннет, обращаясь непонятно к кому и глядя в потолок. – Как бы не так, суки! Друзей у меня нет – ладно, зато врагов теперь полно! Я выведу вас на чистую воду! Я восстановлю историческую справедливость! Я раскопаю всю вашу подноготную! Моим оружием в этой войне станет информация. Журналист я или кто, в конце концов?! Если надо, я доберусь и до самого Министра! Людей массово одурачили, их заставили поверить во весь этот бред! Как? Я это выясню! Чего бы мне это не стоило! Терять-то всё равно уже нечего!» – злость и жажда отмщения придали ей сил.
Поток её мыслей прервал звонок в дверь. Аннет злорадствовала. Она ожидала увидеть за порогом курьера «Миндоставки» и готова была уже спустить на него всех собак и даже напялить ему пакет с едой на голову, но вместо курьера она, к своему удивлению, обнаружила немного растерянного, совершенно безоружного Тымока. Было в нём что-то такое неуловимое детское. Каждый раз, сталкиваясь с этим чем-то, Аннет волей-неволей становилась мягче. Вот и в этот раз при виде соседа её внутренняя пружина как будто мигом потеряла упругость, превратившись в мягкую и плавную волну.
– Привет, Аннет! У меня для тебя подарок! – улыбаясь, произнес Тымок и, достав из-за пазухи пачку сигарет, протянул девушке.
– Что это?
– А ты попробуй и узнаешь!
Уставшая давиться махоркой Аннет с интересом изучила гостинец. В махорке, впрочем, был несколько плюсов: она шла в расход довольно медленно и никак не кончалась, благодаря чему у Аннет совсем не было нужды выходить из дома, а ещё она была настолько гадкой и забористой, что девушка постоянно заходилась кашлем старого туберкулезника и тогда мысль о саморазрушении отвлекала её от мыслей о потере матери. Аннет затянулась прямо в гостиной. Вместе с клубами сигаретного дыма она словно выдохнула всё накопившееся за последние дни напряжение. Она поверить не могла: в руках у нее был самый настоящий «Vogue», натурально – тот старый-добрый «Vogue», который она знала и любила.