Мир Гаора

Зубачева Татьяна Николаевна

Такого в жизни Гаора ещё не было. В училище такие же кульки вручались на праздничном построении, а больше ему нигде ничего не дарили. Но... в каком полку служишь, по тому Уставу и живёшь. И когда дошла его очередь, он проделал все положенные процедуры не хуже остальных. Отбарабанил обязательное, поклонился, получил хлопок по плечу, пачку хороших сигарет и кулёк с подарком и отошёл, уступив место Лутошке, которому вместо сигарет дали ещё пакетик с конфетами.

Хозяйку и детей поздравляли отдельным и не таким низким поклоном. Те так же благодарили

и давали от себя: хозяйка маленькую пачку печенья, а девочки по конфетке. Малыш, сидя на коленях у матери, таращил глаза и чего-то лепетал.

О подобном Гаор читал в исторических романах, как вассалы поздравляли своих сюзеренов, бароны - королей, но это ж было так давно, и вот... сейчас, наяву, вот чёрт, никогда не думал, что такое возможно. И что же получается, китель, ордена, наряды... для них? Зачем это хозяину? Сторрам такого не устраивал. Зачем? Ведь не просто так... Но поздравления и раздача подарков закончены, ещё один общий поклон, и они толпой вслед за Нянькой вываливаются из гостиной.

В кухне Гаор перевёл дыхание. Теперь-то уж... Да, вот теперь и пошло веселье.

Печенье и конфеты свалили в общую кучу, а кульки сложили под ёлкой.

– С чаем и откроешь, - объяснили Гаору.

И все вместе сели за стол. Конечно, Гаор знал, что огород и сад неспроста. Сам работал там летом, и копал, и рыхлил, и собирал, и пропалывал, и помогал налаживать большой железный бак, чтоб за раз десяток банок кипятить. Но думал, что это всё на хозяйский стол пойдёт, а им... ну, капусту квасили, чтоб зимой было из чего щи варить. Но что и остального он попробует... в голове даже не держал. Такого он в жизни не ел. Ни в училище, ни тем более на фронте ни солений, ни мочений не было. А на дембеле... видел он такие банки, но они были ему не по деньгам. Так что? Огород с садом... выходит, тоже? На себя? А и молоко он пьёт, и яйца... сколько раз ему яичницу делали, когда он из рейса приезжал, чтобы перекусил по-скорому, когда до обеда далеко ещё. А боровков откармливали летом, сам же он сколько раз свиной хлев чистил, забивали их, правда, и разделывали, когда он в рейсе был, но вот оно, сало, колбаса жареная... Думать мешала непривычно обильная и вкусная еда, весёлый шум за столом, шутки, хохот. А тут ещё Нянька торжественно поставила на стол большую бутыль с тёмно-красной густой жидкостью.

– Никак вишнёвка?!

– Ну, Старшая Мать, уважила!
– зашумели мужчины.

– За-ради праздника можно, - важно кивнула Нянька.

– Старшая Мать, - Тумак тряхнул расчёсанными тёмно-русыми, почти чёрными кудрями.
– Так вишнёвка сладка больно, горькой бы нам, а?

Мужчины выжидающе притихли.

– А, прах вас возьми!
– махнула рукой Нянька.
– Большуха, достань там у меня, пущай уж.

Большуха выбежала из кухни и тут же вернулась с большой на полторы мерки бутылкой водки. Восторженный вопль был тут же пресечён.

– А ну цыц! Хотите, чтоб на той половине услыхали?!

На столе, как из воздуха, возникли стаканы,

и Нянька кивнула Тумаку.

– Разливай. Лутошке вишнёвки стопарик налей.

– А как же, Старшая Мать, - ответил Тумак, бережно берясь за бутылку.
– А нам-то по стакаше. Рыжему вон это вообще, как слону дробина.

– А ты откуль знашь, какой из него питух?
– подозрительно спросила Нянька.

– Я фронтовик, Старшая Мать, - улыбнулся Гаор, - мне и бутылка не доза.

– Чо?!
– изумился Лузга, - цельну бутыль могёшь?

– Не одним глотком, но могу, - ответил Гаор, принимая от Тумака свой стакан.

С ума сойти, это когда ж он в последний раз водку пил? Да... да, как раз накануне того утра в редакции, встретил парней из седьмого полка и надрызгался с ними, и с того утра... как бы, и в самом деле, не осрамиться.

Мужчинам налили по неполному стакану водки, женщинам и Лутошке по половинке вишнёвки, Малуше ничего.

– Отпить дам, - сказала ей Большуха.
– Для цельной мала еще.

– Ну, - Тумак оглядел сидящих за столом и встал.
– Давайте разом, чтоб тот год не хуже этого был.

Все дружно встали и сдвинули над столом стаканы, стукнув ими друг о друга. Для Гаора это тоже было новостью. Обычно просто поднимали стаканы или во что там налито, приветствуя собутыльника или присоединяясь к тосту, но это... это же здорово!

По старой привычке Гаор выпил свой стакан по-армейски, залпом, и в первый момент даже не ощутил вкуса, только будто холодом обожгло рот и горло. Но в следующее мгновение горячая волна словно ударила его изнутри, разливаясь по телу, он ощутил, как загорелось лицо, и набросился на еду, зная, что если сразу заесть жирным и острым, то ещё пять долей жара, и он будет в порядке.

– А в сам-деле ничо, - сказал ему сидящий напротив Сизарь, - могёшь.

– Джадд, вон тоже залпом пьет, - кивнула Балуша.

– Это чо, на фронте так учат?
– спросил Чубарь.

– Точно, - улыбнулся Гаор, - пить надо быстро, пока не отобрали или не убили. Знаешь, как обидно, когда налил, а выпить не успел.

Джадд кивнул.

– Да, это так.

От выпитого и съеденного все раскраснелись, хотелось движения, действий. И песня возникла естественно, сама по себе. Пели уже знакомым Гаору сложным многоголосием, совсем не похожим на новогоднее поздравление. "Потому что там чужое, - с обжигающей ясностью понял Гаор, - а здесь своё". Но ему и те фронтовые, армейские, компанейские - свои, и эти. Как же ему? А просто. Сейчас со всеми, а в рейсе...

– Рыжий, а ты каки ещё песни знашь?
– спросили его после третьей общей песни.

– Знаю, - уверенно ответил он.

– Ну, так спой.

"Вечерний звон"? А хотя бы. У Сторрама она понравилась всем, он даже дрался из-за неё, так ему не верили, что она не нашенская. Грустна только, не под праздник.

– Ну, чо ж ты, Рыжий?

– Грустные не хочется, а весёлые больно солёные, - честно ответил он.