Мир сновидений

Лейно Эйно

* * *

Что это — струны разорванной звон? Так странно дрожит, замирая, стон. Но ты отвернулась, ты смущена? Иль в сердце твоем порвалась струна? Что ж ты зарделась, как зорька в снегу, и прячешь улыбку у розовых губ? Нет-нет! То, что ты называешь струной, — цветок, что раскрылся поутру весной.

* * *

Se oliko kieli, jok’ katkesi? Niin oudosti ilmassa hel"ahti. Miks tytt"oni kasvosi k"aann"at sa pois? Vai syd"amen kielik"o ollut se ois? Miks poskesi vienosti punertuu, miks hymyhyn kiertyvi mansikkasuu? Ei, ei, se oli vain kukkanen, joka aukes aamuhun, kev"a"asen.

АЙНО-ДЕВА

По реке Юколе утка синя проплывала, вместе с травами ложилась, с солнышком вставала… Кто же, кто же там плывет по реке Юколе? Братец-мблодец гулял по морю бескрайну; У матушки под крылом вырастала Айно. Кто же, кто там плывет по реке Юколе? Вяйне-старца

молодец вызывал сразиться, победителю родную посулил сестрицу. Кто же, кто же там плывет по реке Юколе? Солнце село, и кувшинки стали лицо прятать. Отправлялся старый Вяйне Айно-деву сватать. Кто же, кто же там плывет по реке Юколе? Мать велела, как не слушать? — только сердце ноет. Ленты шелковы любила да ветер весною. Кто же, кто же там плывет по реке Юколе? То не травы колыхались на реке Юколе — Айно-дева горевала о судьбе-неволе. Кто же, кто же там плывет по реке Юколе? Утром солнце трех русалок на мысу находит, а четвертой с ними Айно хороводы водит. Горе, горе там плывет по реке Юколе. Ленты шелковы любила да зимы боялась — Старикова седина ей снегом показалась. Горе, горе там плывет по реке Юколе.

AINO-NEITI

Joukolan joen suulla sinisorsa sousi, nunnen kanssa nukahti ja p"aiv"an kera nousi. Kenp"a, kenp"a joella Joukolan nyt soutaa? Veli nuori veikaten vieri ulapalla; sisko asui enimm"akseen emon siiven alla. Kenp"a, kenp"a joella Joukolan nyt soutaa? Veli nuori taistelohon vaati vankempansa, lunnahiksi lupas Aino-siskon armahansa. Kenp"a, kenp"a joella Joukolan nyt soutaa? P"aiv"a laski, lummekukka syd"amens"a sulki. V"ain"o vanha kosimahan neitt"a nuorta kulki. Kenp"a, kenp"a joella Joukolan nyt soutaa? Syd"an kielsi, "aiti k"aski — kumpaa tuli kuulta? Raitoja h"an rakasti ja lempi l"ansituulta. Kenp"a, kenp"a joella Joukolan nyt soutaa? Huojui hein"a Joukolan joenrannan alla. Impi itki angervo paaden pallealla. Kenp"a, kenp"a joella Joukolan nyt soutaa? Aamu koitti, niemen p"a"ass"a karkeloivan keksi aallotarta kolme — Aino-neiti nelj"anneksi. Murhe, murhe joella Joukolan nyt soutaa. Raitoja h"an rakasti ja pelk"as pohjatuulta. Taisi lunta vanhan p"a"ass"a talven lumeks luulta. Murhe, murhe joella Joukolan nyt soutaa.

Из сборника «Псалмы лыжника» / Hiiht"aj"an virsi"a

(1900)

ОДИНОКИЙ ЛЫЖНИК

Я заснеженным полем скольжу не спеша, солнце зимний окончило путь, и томится печалью моя душа, и тоска наполняет фудь. Лыжня чуть видна. Да верна ли она? Одинокому так дорога длинна! А тени лесные все гуще, темней. Думы следом невольно бегут: вспомнит ли кто-нибудь обо мне, если сгину в чащобе тут? Жилья не видать, и мне отдыхать не время, не время мечтать. Я на лыжах бежал вдоль болот и озер и шагал по бескрайним полям, я взбирался на гребни высоких гор, шел по тропам и по холмам. И теперь я вдали от родимой земли, но силы меня подвели. Я кружил, бродил по чужим местам, по приметам дорогу сверял, устремлялся, боролся, желал и мечтал и покой навсегда потерял. Но все так же пока моя цель далека. Я продрог, и на сердце тоска. Перед взором усталым так ясно стоят годы детства — мираж золотой. Снова вижу матушки ласковый взгляд и отцовский локон седой. Человеком он был! Он беседы любил, когда вечер на землю сходил. Я заснеженным полем скольжу не спеша. Снег кружится со всех сторон. Были сестры и дом, жизнь была хороша или все это только сон? Как попал в эту стынь среди снежных Пустынь? Где друзья, почему я один? Нет, я не одинок, мои сестры со мной, леса мрачного больше нет, там лучится окошками дом родной, где нас ждут и тепло, и свет. И тревожится мать, что детей не видать, на крыльцо выбегает опять. Не волнуйся, родная, за нас всерьез — мы дорогу к дому найдем, нам тепло на лыжах даже в мороз в толстом свитере шерстяном. Нас встречай у дверей! Поцелуем скорей наши щеки и пальцы согрей. Мы подъедем тихонько, заглянем в окно: трубку длинную курит отец, заждались нас, наверно, давным-давно мама в печь добавляет дровец… Ого-го! Ура! И, вбежав со двора, к маме мчится гурьбой детвора. А тени лесные все гуще, темней. Снег кружится со всех сторон. Добежал ли лыжник до двери своей, или был это только сон? В грезах боль позабудь. День прошедший избудь. Одинокого лыжника кончился путь.

YKSIN H"UHT"AJ"A

Min"a hiihtelen hankia hiljakseen, jo aurinko maillehen vaipuu, minun mieleni k"ay niin murheisaks, minun rintani t"aytt"a"a kaipuu. Latu vitkaan vie. Vai v"a"ar"ak"o lie? Niin pitk"a on yksin hiiht"aj"an tie. Ja kuusien varjot ne tummentuu. Min"a annan aattehen luistaa. Ja jos min"a korpehen kaadun n"ain, mua tokkohan kukaan muistaa? Kyl"a kaukana on. Nyt lepohon ei aikaa viel"a, ei aattelohon. Olen hiiht"anyt mets"a"a, j"arve"a ja rimpe"a rannatonta, olen laskenut rinteit"a laaksojen ja kohonnut vuorta monta ja vuorten taa mun j"ai kotomaa, mut voimani, voimani raukeaa. Olen vierinyt maita ma vieraita ja ottanut merkkeja puista, olen pyrkinyt, tahtonut, taistellut ja lev"anneeni en muista. Mut m"a"ar"ani p"a"a yh"a loitoksi j"a"a. Mun on niin kylm"a, mua v"asytt"a"a. Ne nousevat lapsuusmuistot nuo, ne aukee maailmat armaat, n"aen silm"at m"a "aitini lempe"an taas ja taattoni hapset harmaat. Se vast’ oli mies! Se taruja ties, kun joutui ilta ja leimusi lies. Mina hiihtelen hankia hiljakseen. Tuul’ hiljaa heitt"avi lunta. Koti mullako ollut ja siskot ois vai oisko se ollut unta? Miten korvessa n"ain nyt yksin"ain mina hiihtaisin? Miss"a on yst"av"ain? Ei, enh"an m"a korpea hiihd"ak"aan, min"a hiihd"anh"an siskojen kanssa, koti tuolla se vilkkuvi kultainen, tuli taasen on takassansa, emo huolella k"ay, eik"o lapsia n"ay, kun ilta jo hangilla h"am"art"ay. El"a murehdi turhia, "aitini mun, me tullaan, tullaanhan kyll"a, me tulemme poskin niin l"ampimin, meill’ onhan villaista ylla, ja jos kylmaksi jaa sormi yks tai taa, sun suukkosi kylla sen lammittaa. Me hiihdamme alta ikkunan, me katsomme salaa sisaan: Isa pitkaa piippua polttelee, emo takkahan halkoja lisaa. Hei, hip hip huraal Kaikk’ kerrassaanl Ovi auki ja aidin helmahan vaan. Ja kuusien vaijot ne tummentuu. Tuul' hiljaa heittavi lunta. Joko kotihin korpien hiihtaja sai vai ollutko lie vain unta? Uni tuskat vie. Paiva loppunut lie ja loppunut yksin hiihtajan tie.

* * *

А

годы идут все трудней и трудней, и думы мои все фустней и мрачней и жгут, и пылают, и жаждут. Надеюсь напрасно, что утренний свет рассеет печали, избавит от бед, — вернутся они не однажды. Приходят привычно они, как домой, и новых приводят гостей за собой, теперь различить их сумею: то горе, что сердце разбило вчера, с сегодняшним рядом легко, как игра, — где ж то, что других тяжелее? Когда же придешь ты, о высшая боль, вселенной всесильный тиран и король? Я с детства пленен твоей властью, дрожа ожидал я тебя по ночам, твой мертвенный взгляд на лице ощущал в минуты недолгого счастья. Колено хочу преклонить пред тобой и, глядя в глаза тебе, вызвать на бой: отдам я и жизнь, и силы, но юную душу мою — никогда! Огонь из нее высекает беда, его унесу я в могилу.

* * *

Ja vuodet ne k"ay yh"a vaikeammiks ja haaveet ne k"ay yh"a haikeammiks, ne polttaa, ne hehkuu, ne halaa. Joka ilta ma mietin: Kai huominen uus tuo lohdun ja loppuvi rauhattomuus! Y"o loppuu, mUt murheet ne palaa. Ne tulevat niinkuin kotihin, ne tuovat uusia vieraitakin, jotka nimelt"a tunnen ma juuri. Se murhe, mi eilen mun murtaa oli, suli hymyks, kun t"an"a"an suurempi tuli — koska tulee se suurin, se suurin? Koska saavut sa tuskani korkein, sin"a maailman valtias mahtavin, jota lapsesta saakka ma uotin, jota vapisin "oisin ma vuoteellani, jonk’ katsehen tunsin ma kasvoillani, kun hetkeksi onneeni luotin. Sun edess"as tahdon ma polvistua, mut silmihin katsoa tahdon ma sua ja sanoa: Henkeni annan! mut mieltani nuorta en milloinkaan. Se tuskassa tulta iskevi vaan, sen kanssani hautahan kannan.

НОЧЬ

Ночь спускается. День приутих. Сумрак взор затуманил. Смотрю, Как в далеких болотах лесных Огоньки начинают игру. Я один. И задумчив, и тих, Я без друга встречаю зарю, Но в заветных мечтаньях своих, Как закатное небо, горю. Кто там? Что засверкало в листве? Кто мне из лесу машет платком? Кто танцует в росистой траве, На тебя так похожий лицом? Я робею, не смею сказать… И туман застилает глаза.

Y"O

Y"o sa"apuu. P"aiv"a on poissa. H"amy silmi"a h"amment"a"a. Jo kaukana korven soissa tulet virvojen viri"a"a. Yp"o yksin istun ma koissa, ei armasta, ystav"a"a. Mut oudoissa unelmoissa mun henkeni hel"aj"a"a. Ken siell"a? Ken lehdossa l"aikkyy? Kuka huntua huiskuttaa? Kuva valkea vierii ja v"aikkyy, tutut piirtehet pilkoittaa. Mun aatteeni seisoo ja s"aikkyy. Sumu silmi"a sumentaa.

Из сборника «Священная весна» / Pyh"a kev"at

(1901)

ГИМН ОГНЮ

В ком есть огонь — пусть гимн огню поет. В ком лишь земля — пускай в земле гниет. Тому, кто хочет взвиться в небеса, — звенит мой кантеле, гремит мой псалм: Ужели человек — лишь прах и тлен? Пусть канем в вечность — мысль взрастет взамен. Твоя судьба — пред тем, как пеплом стать, дотла сгорая, факелом пылать. Дано нам счастье — быть земным теплом, углем, что в недрах спит глубоким сном до часа долгожданного, когда проснемся для любви и для труда, восстанем для сражений и побед на зов Творца, на им зажженный свет, мечты, приснившиеся в темноте веков, освобождая от земных оков. Жизнь коротка у каждого из нас. Так бросимся в огонь, что не угас, и ввысь взлетим, оставив бренный прах земле, паря душою в небесах!