Мириад островов
Шрифт:
Но тут из-за алтарного возвышения, накрытого тугим камчатным полотном, вышел священник, поднял руки к небесам, и началось ритуальное песнопение. Без поддержки каких-либо музыкальных инструментов, но очень слаженное. Сначала Галине почудилось в нём что-то от литургии, но здесь не поднимали над толпой святые дары и не преломляли хлеба. И время здесь текло очень быстро.
Расходились после молебна поодиночке или попарно — все явно под впечатлением увиденного. А уж Галина с Орри — и подавно.
— Что за гордец этот Рауди, — вздохнула ба-нэсхин. — Поистине дитя двух
— Ревнуешь никак?
— К мужчине? Ой, нет: просто отмечаю факт.
— Знаешь его?
— Не хуже, чем он меня. Помнишь, я хотела тебе рассказать про переписчика?
— Неужели о Рауди?
— Такое вот совпадение. При Домах Книги писцы работают во множестве, Любому желающему вручают бумагу, чернильницу и тростниковый калам, чтобы он мог переписать понравившееся. Там же учат всем прекрасным почеркам и продвигают таланты. Наш Рудольф, или Красный Волк — так звучит его имя на Западе — и в грамоте, и в миниатюрах преуспел. Ты, кстати, заметила, что эти сквозные стеклянные мозаики выглядят не очень пропорционально — будто малую картинку увеличили раз в сто?
— Ой, нет, — Галина повторила за Орри присказку рассмеялась. — А ведь и правда. Только все равно красивые. Великого рутенского скульптора Бенвенуто Челлини обвиняли, что любой его монумент больше или меньше, но похож на статуэтку.
— Так ты слушаешь? Помнишь, на чём ты меня оборвала?
И Орри докончила историю. Яхья ибн-Юсуф, державший крепость Ас-Сагр для Братьев Чистоты, наполовину тайного общества, которое специализировалось как на утончённой философии, как и на защите восточных границ с оружием в руках, — так вот, он был прекраснейшим из плотских существ и в то же время «увечным полукровкой». Из тех, кого в особенности не любят: ни земной человек, ни морянин, ни морянка, ни привычная помесь. В Рутене таких вынуждают определяться со своим сексом и даже прибегать к хирургу.
— Понимаю, — ответила Галина. — Синдром Морриса или нечто вроде.
— Яхья испытывал собой неофитов. Воин Братства должен быть терпим ко всему помимо того, что касается его непосредственной цели, и не иметь предубеждений. Никто не думал, что Белый Шайх может родить дитя — тем более от юного отрока, почти мальчика. Но так получилось. Если ты хоть немного искушена в рутенском родовспоможении…
— Нахваталась по верхам, как любая прокажённая, — сухо ответила девушка. — Нас в самом деле готовили к безопасным родам. Безопасным для младенца, имею в виду.
— Так вот у Яхьи это было подобие неуместной тягости из тех, что иногда возможно сохранить и вырастить дитя до времени, когда оно становится жизнеспособным.
— Как его… «вторичная брюшная беременность, наступающая после прорыва первичной трубной».
— Да. Не понимаю до конца твоего жаргона, но… да. Никто не понимал, что дитя укоренилось, причём вне связи с точными сроками. Последнее редко, но случается у помесей. Яхью пришлось усыпить и резать чрево. Но, говорят, опоздали, да и натура его была
— А кто отец?
— Ты имеешь в виду — другой отец? Право, я уже открыла тебе всё, что можно, и часть того, что нельзя. Сопоставляй, если умеешь.
Говорит прелестная Марион своему супругу, подливая ему чай в плоскую пиалу с двойными стенками — чтобы пил горячее, не обжигая пальцев:
— Наш ручной сизый вяхирь принёс на крыльях весть о том, что новая фигура вошла в игру, и теперь всё предречённое повернётся иной стороной.
— Не на крыльях — на лапке, — мягко возражает сьёр Энгерран. — И кто подал сию весточку?
— Не кто иной, как твоя любимица. Говорит, приметила сына Морского Кречета ещё в тот раз, когда ты посылал её столицу иного Полумирья с дипломатической миссией.
— Ну-ну, дай им всем Боже. Только чем-то кончится твоя собственная авантюра?
— Как чем? Авантюры — то, что происходит в дороге. Когда путь приводит к цели, любые из них кончаются либо достижением, либо постижением, но всегда — Разлучительницей Собраний, — задумчиво отвечает крестница и любимица королевы-матери Эстрельи.
Авантюра двенадцатая
После посещения часовни Юханны отряд попарно или поодиночке разбрелся по городу — дивоваться на здешние дива. Орихалхо занялась некими чуть таинственными делами, для которых и была послана в далёкое путешествие — может быть, готийской политикой, возможно — экономикой (нужно ведь было снаряжать отряд для перехода через степи и пустыню), но скорее всего — политической экономией или, что то же, политикой экономии.
— Вот лошадей едва не загубили, гоняя без передышки, — ворчала она. (И это при двух не очень коротких дневных привалах и одной ночёвке.) — А заводных иметь — так это ж целый конский табун гнать рядышком. Вот пересадить бы вас всех на мулагров — они куда как выносливее.
Под мулагром в Сконде понимался вовсе не гибрид мула и онагра, а животное вроде ламы или альпаки — небольшой верблюд, в отличие от андско-рутенского собрата пригодный для верховой езды, а не только под вьюк. Животное пустынь, прыткое и неприхотливое, похожее на гладкошёрстую непарнокопытную лошадку с чересчур длинной шеей, мулагр был в равнинных краях редок, но особого любопытства не вызывал.
— А что мешает-то, в самом деле? — спросила Галина. — Давай сюда животинок.
— Не гонористо. Для клириков годится и для женщин.
— Так шутила раньше про мулослов?
— Не совсем.
— Тогда теперь насчёт гонора?
— Тоже нет. Рядом с Полыми Холмами хорошо бы пересесть на малышей — кони пригодятся на обратный путь, если и у кого он будет, а мулагрики, помимо прочего, ходко идут в гору и с горы. Наверху им будут рады куда больше, чем нам.
— Полые Холмы? Орри, это ж из сказки о феях и чародее Мерлине.
— Ну, называют их так, что поделаешь. Или Пустые Холмы, но это не отражает смысла. В общем, малые горы на подступах к большим.