Миссис Шекспир. Полное собрание сочинений
Шрифт:
Один все печалился, что мистер Шекспир на бюсте, мол, на успешного лавочника похож.
Так ведь мистер-то Шекспир такой и был в последние свои года.
И что тут плохого, если лавочник успешный, хотела бы я знать.
Наша Сусанна говорит, что в пьесах мистера Шекспира сплошь горе, и кощунства, и несчастные любовники.
Одна-единственная счастливая пара — она рассказывает — и есть на все творенья моего супруга, и та по фамилии Макбет.
Тоже и героев себе выискал, язычников.
Глава
Моя книга
Мне моя доченька Сусанна эту книгу подарила, в которой я пишу.
Это ее подарок мне на прошлое Рождество.
Очень хорошая книга, и красивая, переплетенная в пергамен палевого цвета, с серебряной застежкой на замочке, и к нему ключик серебряный. Ключик я в ладанке ношу, на шее, на снурке.
И заглавие жирными золотыми буквами оттиснуто:
Анна Шекспир ЕЁ КНИГАСтраницы кремовые, гладкие и так пахнут чудесно.
Я как увидела ее, так сразу поняла, что буду в ней писать.
Историю про меня.
Про него историю.
Историю про нас.
Историю про поэта, его супругу, про лучшую кровать и про кровать, названную второй по качеству [10] .
Истинную историю про то, как все у нас происходило с мистером Шекспиром.
А ключик серебряный, он в тайне все хранит.
Я запираю мою книгу, когда я не пишу.
Когда-нибудь кто-то и прочтет все, что я написала, но не дочки мои, и не зятья, и даже, будь моя воля, и не внуки.
10
Завещание Шекспира сохранилось. Оставив все имущество Сусанне и ее детям, жене он в этом документе отписал только пресловутую кровать, давшую пищу для многих толков и изысканий. Впрочем, миссис Шекспир по закону, независимо от завещания, получала треть всего имущества Шекспира.
Здесь мне придется написать такое, чего никому из моей семьи читать не след.
Вот как Господь мне судья, так правде нужно время, чтоб взойти.
Правда — лучший учитель, но есть время и есть место для его уроков, и время это покуда не приспело.
Вот перемрут все члены моего семейства, и тогда уж, вскорости, пусть какой-нибудь читатель мою книгу и прочтет.
Но ты же меня видишь, да?
Видишь, как я сижу тут, в темном доме, постылая жена, при семи свечах, и свечи перед зеркалом поставлены, чтобы двоилось пламя.
Видишь: вот она я — на указательном пальце, где перо, агатовый перстень, сижу, скребу пером каждую белую страницу, докапываюсь до смысла, сообразительная женщина.
Ты видишь мои темные глаза.
Мои темные волосы.
Но разве можешь ты покуда разглядеть всю темень, что во мне, ох, случайный мой читатель, мой дружок?
Глава десятая
Писание
Мистер
Макнет его в чернильницу, и слова взлетают над страницей.
Любил отдельные листки, мой супруг.
Пятьдесят строк на одной стороне настрочит, пятьдесят строк на другой.
Зато всегда он знал точно, сколько насочинял.
И каждый лист сложит, загнет, на три части его поделит.
На левой стороне мистер Шекспир писал, кто говорит, на правой — кто пришел, кто вышел.
Поэзия была посередине.
Часто я видала, как он пишет, сидела тут же в комнате.
Иной раз к концу дня, а то и вовсе утром после тяжелых ночных трудов эти отдельные листки по всему по полу, вокруг ног его валялись, а он сидел за конторкой, голова на руки, и крепко, уморившись, спал.
Уж такая она, поэзия, небось. Тут наизнанку вывернешься, ее чтоб сочинять.
(Я — то его творений не читала. Я Библию свою читаю.)
Ну, а я, я по-другому совсем пишу.
Отдельные листки я не терплю. Я люблю писать в этой вот пергаменом переплетенной книжице. Пишу я аккуратно, пишу убористо, и я очень медленно пишу.
И после, как попишу, не уморюсь, а себя даже и бодрее чувствую.
Вот и вчера вечером, как кончила писать эту страницу, глянула в зеркало, волосы расчесывая на ночь, а глаза у меня яркие, сияют.
Так не горели у меня глаза с того самого дня, как хоронили мистера Шекспира.
Легко ль сказать.
Но в тот смертный день глаза мне, известно, слезы жгли. Слезы, известно, облегчают душу.
От него чуть веяло ладаном.
Меня подташнивало, когда я его целовала.
Но надо было его поцеловать, покуда Джон не заколотит гроб.
Это Куини тогда заметил, как у меня глаза горят от слез.
Я его поцеловала в губы — в последний раз.
Мертвого мистера Шекспира.
Моего плохого мужа.
Миленка моего.
Глава одиннадцатая
Лаволта
Доченька моя Сусанна, та приняла бы тех лебедей за гусей.
Глаза у ней всегда были плохие. Так, верно, и уродилась с подобным недостатком.
Я ничего не замечала, пока ей пять то ли шесть лет не исполнилось.
А тут она вдруг прибегает в дом с Хенли-стрит, и даже не раз так было, и кричит: «Папаша! Папаша!»
Бедняжке метилось, будто отца она своего увидала на дороге.
А это всего-навсего дед ее, мой свекор, Джон Шекспир, шел из кабака домой.
И эдак он приплясывал, бывало, когда сворачивал с Миер-стрит, приплясывал, пока жена не догадается, как он набрался. И от пляса, конечно, казался он моложе, чем и объясняется ошибка моей Сусанны.
Едва ли ей, конечно, случалось видеть, как пляшет ее отец.
Мистер Вильям Шекспир в танцах был не силен.
Как-то раз взялась я его учить плясать лаволту.
Лаволта — танец легкий. Просто — на каждые два шага поворотишься, потом подскочишь, тесно сдвинешь ноги и стоишь.