Мистерия, именуемая Жизнь
Шрифт:
— Вы решили поспорить со мной, наивный вы человек? Зря время теряли, право, зря. Возьмем моего милого Портоса. Вы не взялись бы с ним бороться?
— Я — с Портосом?! Ну, вы скажете! Я не слабак, но это чудо природы меня сразу одолеет. А престиж Ордена не позволяет, чтобы меня положил на лопатки ваш Геркулес!
— Вот так-то. Убеждать меня — такое же бесполезное дело, как драться с Портосом.
— Простите, епископ, но я не признал себя побежденным. А если я, в свою очередь, утомил вас…
— Вы полагаете,
— И вы от скуки взялись обучать Портоса психологии? Не поздновато ли?
— Может быть, может быть. Но вдалбливать Портосу азы психологии это все равно, что обучать ребенка алфавиту или основам арифметики.
— Ну а господа королевские офицеры?
— Молодежь! Что у меня общего с этими юнцами? Да если еще некий лейтенант приходит, не проспавшись после очередной пирушки, а некий капитан начинает излагать историю своих отношений с кузиной-бесприданницей, с которой вышеупомянутого капитана разлучили жестокие алчные родители… Словом, скука!
— А гарнизонные дамы? — лукаво спросил ваннского епископа рыцарь монашеского ордена.
Арамиса передернуло.
— Понимаю, — сказал юный паладин, — Вам, любимцу герцогинь, провинциальные дамы должны внушать ужас.
— Герцогини! Когда это было! Нет, я как духовное лицо, выслушиваю исповеди провинциалок, это мой долг, но порой, честно говоря, так и хочется завыть от тоски.
— Представляю себе! Жена полковника де Фромаж флиртует с лейтенантом де Круасаном.
— Вы любите сыр? — спросил Арамис.
…
Фромаж — сыр по-французски.
…
— Терпеть не могу! Я пошутил. Конечно, полковника с таким именем нет в вашем гарнизоне, равно как и лейтенанта де Круасана. (Круасаны я, кстати, люблю).
— Забавно, — улыбнулся Арамис, — Учтем ваши вкусы.
— Неужели я такой интересный собеседник? Вы это из вежливости говорите или вам очень скучно и все надоело?
— Полагаю, вы обучены фехтованию? — спросил Арамис.
— Вот на такой вопрос я могу и обидеться! — воскликнул испанец.
— Не обижайтесь, это шутка. В таком случае, вы поймете. Скучно, не правда ли, вести бой с очень слабым противником?
— Все мы когда-то были новичками. Но словесные бои — это не фехтование. Хотя… вы отчасти правы. Когда ведешь бой с достойным противником, появляется азарт, воля к победе. Могу я спросить вас кой о чем?
— Спрашивайте. Отвечу, если сочту нужным.
— В ваших словесных боях, которых вам так недостает на Бель-Иле, кого бы вы могли назвать самыми интересными и достойными противниками?
— Если вы осведомлены о моих делах, вы и сами скажете.
— Постараюсь. Д'Артаньян?
Арамис кивнул.
— Атос?
Арамис
— Господин Фуке?
Арамис пожал плечами.
— Господин Фуке — политический мертвец.
— Но он нанес вам поражение?
— Я еще возьму реванш… Но самой сложной, дон Энрике, была моя дискуссия с принцем в каземате Бастилии. Это была самая трудная моя победа. Гасконец, Атос, Персерен — все легче, чем с этим несчастным юношей…
— Вы считаете это своей победой? А знаете, почему принц доверился вам? И стал главным действующим лицом вашего заговора?
— У него не было выбора.
— От одиночества, господин Д'Эрбле, от одиночества! Вот со мной вы не справитесь. Я здесь у вас один-одинешенек, но за мной — мой героический Орден, моя друзья. Простите, если я обидел вас, но вы рассчитывали на совершенно одинокого человека, лишенного семьи, друзей, родины… А так, для меня, "юного паладина" — великая честь, что вы поставили меня в один ряд с умнейшими людьми нашей эпохи, с такими знаменитостями.
— Умного убедить или, по крайней мере, объяснить умному легче, чем тупому. Представьте себе, что сей список завершает имя коменданта Бастилии господина де Безмо. Вот с кем пришлось повозиться.
— Де Безмо — тупой? — спросил дон Энрике.
— Еще какой тупой! Не просто тупой. Тупой и еще тупее.
— Не повезло бедным узникам с комендантом, — сочувственно сказал дон Энрике, — А Портос — тупой?
— Портос — ребенок, — мягко сказал Арамис, — У него так и осталась душа мальчишки, несмотря на прожитые годы.
— "Будьте как дети", — сказал дон Энрике, — Не грех ли, святой отец, обманывать этого двухметрового младенца?
— Сделанного не исправишь, — вздохнул Арамис, — В нужный момент я все расскажу Портосу.
— Что он вступил в борьбу не с узурпатором, а с самим Людовиком Четырнадцатым? И вы полагаете, что ваша дружба выдержит этот удар?
— Наша — выдержит, — твердо сказал Арамис.
— А они тоже считают Портоса ребенком?
— Кто — они?
— Ваши друзья.
— "Большое дитя" — вспомнил Арамис характеристику гасконца — Портос по простоте душевной проболтался.
— Да, — мягко сказал Арамис, — Мы все так считаем. Я и мои друзья…
(Он поправился)…Мои друзья и я…
Но дон Энрике заметил эту невольную оговорку и задумался.
" Д'Артаньян сказал бы: мои друзья и я. Может быть, подумал бы все-таки: я и мои друзья. А Атос и сказал бы и подумал: мои друзья и я. Вот в таких невольных высказываниях и проявляется сущность человека. Это честолюбивый эгоист, стремящийся к власти, и все-то ему мало! Глава иезуитов — к чему он еще может стремиться! Если бы я когда-нибудь… (даже голова закружилась) стал Великим Магистром Мальтийского Ордена, я счел бы свою карьеру завершенной.