Мистификация дю грабли
Шрифт:
Через некоторое время (автор опять вынужден признать, что его календарь не совпадает с календарем киевской дружины) Владимир понял, что он со своей оравой блуждает по кругу. После круга третьего они все неплохо освоились с местными условиями и достопримечательностями. Вера в скорое завершение пути вполне ожидаемо рухнула, когда однажды Владимир узрел перед собой следы своего вчерашнего привала. Двух волхвов-штурманов дружинники прогнали прочь, топая на них ногами, – на указанных ими местах по времени похода никаких ориентиров так и не обнаружилось. К третьему
– Богатый… – сглотнул слюну Мурза Хуярзыевич. (Не хи-хи, а вполне себе заслуженное историческое лицо! Можно даже сказать, личность. И должность).
– А шуб скоко, а шуб-то на них! – завистливо пропищал его визирь.
– Давай зови их к дастархану – угощать будем! – потер свои пухлые ладошки Мурза Хуярзыевич. Он вел правильную политику – нищих бродяг не жаловал, богатых принимал, как посланцев с небес. Только успели по этикету тех времён познакомиться, как невдалеке блеснули на солнце металлические рюшечки на деревянных щитах первой дружины Киевского полка.
– О, великий Мурза, русские идут! – завопил визирь, показывая на пыль, поднятую обозом.
– Вай-вай, Володья, русские идут! – заголосил следом Мурза Хуярзыевич и, вскочив на ноги с ковра, бросился вместе с визирем прятаться в подземном лабиринте своего дома.
Князь переглянулся с Добрыней и припустил следом. Добрыня, несмотря на свою тучность, решил не отставать. Мурзу с визирем они дружно высадили из одной из пещерок лабиринта и захлопнули за собой дубовую дверь.
– Добрыня, а кто такие русские? – отдышавшись от бега, спросил Владимир своего воеводу. – Темно-то как.
(Хотя не очень-то было темно – откуда-то сверху просачивался слабый свет в одеянии струящейся пыли).
– А я почём знаю? – утирая рукавом пот со лба, ответил Добрыня.
– Слушай, а если русские – это мы? – разглядывая в темноте Добрыню и смахивая паутину с лица, предположил князь.
– Мы? – изумился воевода, стукнувшись от неожиданности головой о притолоку.
– Ну, да… Ты глянь, сколько у хозяев барахла-то по теремам натаскано! – облизнулся Владимир. – Ковры там свисают из окон. Даже у нас с тобой таких нет.
– Да когда ж ты разглядел? – удивился Добрыня.
– Глаз у меня наметанный, – усмехнулся Владимир и похлопал Добрыню по плечу.
– Ну, мож барахла и много. Можа видимо-невидимо, – задумавшись на мгновение (на большее его, как всегда, не хватало), прошептал Добрыня. – Но мы ж поляне…
–
– А с хозяевами што?
– Слушай умного… – поднял князь палец вверх. – Мы сейчас объявимся русскими… И всё это наше.
– А если сами русские припрутся? – вконец озадачился воевода.
– Если их будет дюже много, то мы мимо проходили и поделимся с ними. Если мало, то и делиться не надо будет. Там ещё наш обоз плетется… Ещё тыщи три-четыре рубак в запасе. Если выгорит, то хозяев скинем в Корсуне. Там рабами торгуют. Ещё какую-никакую денежку за них получим…
– Погоди, княже, мы ж вроде как – русичи? – вдруг вспомнил Добрыня.
– Ну, русичи, русичи… – с раздражением ответил Владимир и махнул рукой..
– А кто ж тогда русские? – поинтересовался воевода.
– Да пес его знает! – стукнул кулаком по стене князь.
– А можа, родня какая наша? – догадался Добрыня и сам оторопел от такого предположения.
– Не выдумывай… Хотя счас может пригодиться. Похоже ведь? Русичи – русские – русы… Вернёмся в Киев, подумаем, подумаем… – Владимир помял свою бороду и задумался.
– Княже, а дверь-то… – потолкавшись у входа, что-то сообразил Добрыня.
– Чего дверь? – ответил рассеянно Владимир.
– Заперта… – шёпотом удивился воевода, толкаясь у двери.
– Ну-ка, постучи! – приказал Владимир.
– Эй, хмыри поганые! – во всю глотку заревел Добрыня и стукнул кулаком по двери.
За дверью послышались шаги, и вскоре чей-то писклявый голос потребовал:
– Шуб давай!
Добрыня яростно заколотил своими ручищами по двери.
– Эй-эй, двер не ломай! Ты шуб, там вишь, дырка есть? Шуб снимай, туда – толкай!
– Во, княже, как… – растерялся Добрыня и выжидательно посмотрел на Владимира.
– Да ладно, Добрыня, может, твоей обойдёмся. Потом справишь при случае новую себе…
– Да ты шо, княже? – оторопел Добрыня, нервно ощупывая свою изношенную до облысения шубу.
– Да моя им вряд ли сгодится – уж больно неприглядная на вид… – огорчился князь.
Вот с той поры и появился основной, но очень секретный закон любого государства на русской земле, открытый и, главное, озвученный много веков спустя вроде как Салтыковым-Щедриным, но вечно из-за своей секретности недоступный для понимания простому человеку: российская власть должна держать свой народ в состоянии постоянного изумления…
За дверью тем временем послышались какие-то и вовсе непонятные звуки. Добрыня что есть сил заколотил по массивной двери. Из коридора, усилившись, доносились глухое мычание и шварканье, похоже, что там началась какая-то возня, послышались пощечины и звучные удары чьей-то головой об стену. Хриплый голос поинтересовался:
– Княже, ты там?
– Давай открывай! – рявкнул в ответ Добрыня и, повернувшись к Владимиру, тихо добавил: – Эт наш десятник – Обалдуй, – и в знак восхищения дружинником показал князю большой палец.