Мистики, розенкрейцеры, тамплиеры в Советской России

Никитин Андрей Леонидович

переплетах тиражом в… 6 экземпляров<1>.

Другая работа по религиозной философии на папиросной бумаге содержит свыше 500

страниц большого писчего формата, вышла в двух изданиях в Москве и в Петрограде по

11 экземпляров, при этом одно издание тоже в переплете, а другое в аккуратных толстых

обложках.

Лекции одного профессора, чрезвычайно популярные среди молодежи, где они впервые

и читались в нелегальных кружках, вышли в течение пяти лет, по крайней мере, 15

раз в

разных городах Советской России, в Москве, Петрограде, Нижнем Новгороде, в Харькове

и на Кавказе. Они содержат 4 курса в объеме нескольких сот страниц на самые различные

темы популярной философии.

Несчетное количество раз переписываются различные церковные документы, в

особенности относящиеся к расколу внутри “Тихоновской” церкви, вызванному

известным посланием митрополита Сергия. Каким-то безвестным монахом в глухом

местечке центральной России в глубокой тайне изданы 6 экземпляров “Сборника” этих

документов, содержащих свыше 200 документов на 500 страницах большого формата,

преимущественно направленных против митрополита Сергия. Большим успехом

пользуются различные стихотворения, не могущие быть напечатанными в советских

изданиях в силу их идеалистического или религиозного характера. Особенно много таких

стихов посвящено России, ее судьбе и страданиям.

По свидетельству одного из большевистских толстых журналов рекорд тиража за 10

лет революции принадлежит не какому-либо из советских изданий Государственного

издательства, а известному стихотворению анонимного автора, приписываемому, однако,

единодушно Сергею Есенину, под названием “Ответ Демьяну Бедному” на его наглую и

кощунственную “Юмористическую Библию”. Действительно, едва ли есть в России

грамотный человек, даже среди большевиков, который бы не читал этого стихотворения

и, по-видимому, тысячи машинисток переписывали его среди советских циркуляров по

всем городам России, ибо количество “изданий” этого стихотворения, талантливого по

содержанию и по форме, неисчислимо.

Русская интеллигенция всегда отличалась страстью копить книгу, собирать у себя дома

свою библиотечку. Так и в настоящее время распространено коллекционирование этих

рукописей. Собрания их под названием “архивов” хранятся обычно не дома в столе или на

этажерке, а в корзинах или в чемоданах где-либо у безобидной знакомой старушки под

диваном или на шкафу, часто даже без ее ведома, или где-нибудь на даче в сарае или на

чердаке. Иногда такие архивы у неосторожных и легкомысленных лиц залеживаются в

квартире, вернее, на “жилплощади”, ибо слово “квартира” почти вывелось из

употребления в СССР. Тогда эти “архивы”

рано или поздно делаются добычей ГПУ и

всегда являются лакомым блюдом для производящих обыск чекистов.

Провал “архива” вселяет тревогу в окружающей среде, ибо хотя рукописи

переписываются и анонимны, но ГПУ довольно быстро расшифровывает аноним, если не

персонально по отношению к автору, то ту среду, в которой могла появиться

соответствующая рукопись, и начинается форменная облава.

155

Вот почему при получении известия об аресте кого-либо из друзей или знакомых, один

из первых тревожных вопросов касается - не провалился ли при обыске “архив”. Часто

репрессии обрушиваются и на машинисток. Так, в июне сего года (т.е. 1930 г.
– А.Н.) в

сравнительно узком кругу общества в Москве за два дня было арестовано пять Лёль,

очевидно в поисках какой-то Ольги или Елены, переписчицы неприятной для

большевиков рукописи<2>. Автору этих строк в течение ряда лет удалось просмотреть и

ознакомиться с немалым количеством таких “архивов” у самых разнообразных

представителей интеллигенции, главным образом у молодежи, при этом у него сложилось

определенное впечатление об общем состоянии общественного сознания русской

интеллигенции, чутким барометром коего является творческая мысль.

О чем же трактуют, что и как пишут анонимные авторы подпольной литературы?

Каковы темы, каков круг интересов, в чем “злоба дня”, какова социально-политическая

ориентация, каков характер разработки проблем в смысле философского направления -

вот вопросы, напрашивающиеся у всякого, с кем приходится делиться впечатлением от

знакомства с подпольной литературой в Советской России. Кое-какие обобщающие

выводы несомненно могут быть сделаны на основании знакомства с десятком “архивов”,

содержащих более сотни разнообразных рукописей, вышедших за последние 10 лет

преимущественно в столицах и на Кавказе.

Прежде всего бросается в глаза творческая импотенция (бессилие) целого

значительного слоя русской интеллигенции, присвоившего себе в прошлом эпитет

“передовой”, шедшей в авангарде так называемого “освободительного движения”, вожди

коего, действительно, в течение ряда десятилетий были властителями душ молодежи и

самых широких кругов общества. Речь идет о социалистах, преимущественно

меньшевиках и эсерах. Автор этих строк тщетно искал в течение восьми лет каких-либо

следов творческой жизни среди уцелевших еще представителей этих кругов

интеллигенции - ни разу за все время ему не попалась ни одна рукопись этой ориентации.